В детстве меня забавляло, насколько разный я с разными людьми и в разных ситуациях. Тут не было лицемерия; я просто совершенно по-разному ощущал реальность. Наверное, это свойственно всем в детстве, особенно во младенчестве. Расщепленность сознания.

Сознание — образ мира. У ребенка нет цельного образа мира; собственно говоря, у него нет в полном смысле слова сознания. У ребенка много разных сознаний, сменяющих друг друга. Может быть, поэтому дети и считаются невменяемыми.

Когда то же самое наблюдается у взрослого — это признак психопатологии. Заметить расщепленность своего сознания не так-то просто. Нелегко признаться самому себе в наличии этой психопатологии. Заметь ее — это первый важный шаг к обретению цельности; к сожалению, в подавляющем большинстве люди не делают даже этого шага. Цельность сознания на языке Православия называется целомудрием.

В сознании массового читателя целомудрие — это нечто противоположное разврату. Часто слышишь, что дети целомудренны. Но дети-то, как уже было сказано, как раз далеки от целомудрия. Целомудрие — это вершина мудрости; это приходит, быть может, только с возрастом, и то не ко всем. Но разврат, конечно, делает целомудрие недостижимым, ведь в минуты плотских утех сознание сильно изменено; правильная семейная жизнь позволяет обрести целомудрие, хотя и ценой больших усилий; разврат не оставляет шансов.

А ведь расщепленность сознания — это нехорошо.

В первую очередь — на войне, как на войне! — потому что расщепленным сознанием легко манипулировать.

Составляя этот текст, я пытаюсь склеить свое разорванное сознание.

Мое сознание состоит из многих частей, мало связанных между собой. Религия, политика, физика, психоанализ, литература, семья — вот далеко не полный перечень моих «сознаний». Каждое из них — это целый мир,. Между ними есть связи; я бережно их расширяю и укрепляю, стремясь достичь цельности — единого образа мира. Эта работа, как мне кажется, полезна не только для меня, но и для общества. Ведь не у одного меня разорвано сознание. И разрывы имеют у нас схожие контуры.

Но рассказывать об этом другому — работа трудная и, быть может, неблагодарная.

Если Вам покажется, что у меня «в огороде бузина, а Киеве дядька», то «не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет».

В той обширной области моего сознания, которую я условно обозначил как «политика», есть важный раздел, имеющий огромное значение и с религиозной точки зрения. Это проблема «манипуляции сознанием», значение которой для современной России трудно переоценить. Дело тут в том, что невозможно управлять демократическим обществом, не манипулируя массовым сознанием. При демократии ведь нельзя просто приказать; надо убедить. Но убедить, не прибегая к манипуляции сознанием, очень трудно, как правило, даже невозможно.

Помню, в детстве меня поразили опыты с постгипнотическим внушением. Как человек, вышедший из состояния гипноза, в трезвом уме и здравой памяти выполнял задание, ранее полученное им в состоянии гипноза. Он не помнил, что это — задание гипнотизера, но проявлял завидную изобретательность, доказывая самому себе, что то-то и то-то необходимо сделать. Это — манипуляция сознанием в чистом, лабораторном опыте.

Незаметно для себя мы сплошь и рядом делаем и говорим то, что нам самим не нужно, а сплошь и рядом просто вредно, сами находя убедительные обоснования для этих поступков и слов.

В начале 90-х годов многим казалось, что демократия — это свободное, гласное обсуждение проблем с выработкой приемлемых для всех решений. На практике оказалось, что это скорее некий грандиозный лохотрон. Причем на Западе, где демократия образцовая, этот лохотрон еще круче.

С точки зрения религиозной эта особенность демократии представляется крайне неприятной. Дело в том, что когда меня заставили что-то сделать, большая доля ответственности лежит на том, кто заставил. Когда же меня соблазнили, вина на мне самом. Авторитарный властитель сам ответит перед Богом за свои грехи. Демократический лидер делает своим соучастником каждого, кто его поддерживает. На самом деле, не случайно, что именно в эпоху демократии террористы свой терроризм с властей предержащих переключили на рядовых граждан. Это, конечно, не оправдывает террор, но помогает вникнуть в логику происходящего.

Когда-то террористы метили в царя. Более тонкие и дальновидные деятели пытались манипулировать сознанием царя, хотя это и нелегко. Сегодня каждый из нас немножко царь, по крайней мере раз в сколько-то лет в звездный миг возле урны на избирательном участке. За это некоторые из нас платят кровью, зато все мы подвергаемся массовому промыванию мозгов. А толпой, как известно, гораздо легче манипулировать, чем каждым отдельно взятым представителем толпы.

Появилась ужасно интересная книга Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием». Автор очень глубоко и сильно ставит вопрос, это уже ценно. К сожалению, вместо ответа он дает массу примеров, хотя и интересных, но частных.

Было бы хорошо, если бы кто-то дал нам общую «формулу» манипуляции сознанием. Как это вообще делается? Как можно заставить другого человека делать то, что ему на самом деле вовсе не нужно, чтобы при этом он это делал с полным убеждением, что ему это очень нужно сделать? Понять это важно не только тем, кто желает манипулировать другими, но и тем, кто просто не желает, чтобы им манипулировали.

Кара-Мурза, к сожалению, ответа не дает. И мне это думается, что это не случайно. Будучи мыслителем глубоким и честным, он чувствует, в что в поставленной им проблеме есть некая неизведанная глубина. Что вообще-то как бы рано об этом писать. Чего-то не хватает. Но писать приходится — уж слишком актуальная тема.

Дело в том, что манипулирование чужим сознанием — это не механическая процедура. Это некое искусство. А искусство, кстати, почти всегда прибегает к манипуляции сознанием; во всяком случае, любой художник испытывает такой соблазн.

И вот здесь я усматриваю связь с проблематикой религиозной.

В христианстве манипуляция сознанием рассматривается как дело дьявольское. Христос назвал сатану «человекоубийцей» и «отцом лжи». По-видимому, именно на манипуляции сознанием основана большая часть того, что называется колдовством. Во всяком случае, ни один случай манипуляции сознанием не обходится без участия сил тьмы. Кара-Мурза, будучи, в общем-то, материалистом, этого «фактора» в своей книге совсем не учитывает, хотя некая интуиция у него явно присутствует.

На самом деле практически ни один вопрос социально-политического характера невозможно обсуждать, не обсуждая связанных с ним манипуляций сознания.

Стоит начать говорить на подобные темы — и эмоции вспыхивают с удивительной силой. Когда дело касается злобы дня, рассудительность падает почти до нуля; выяснить что бы то ни было становится невозможным.

Но мы же разумные существа!

Мы способны к рефлексии. С рефлексии я и начинаю. Это не просто поэтическое отступление; я задаю тон.

Чтобы говорить о политике, надо прямо начинать с проблемы манипуляции сознанием. И лучше всего не тянуть резину, а сразу приступать к главному.

Автор данной работы, то есть я, убежден, что наша планета захвачена пришельцами из космоса. Из космоса не в современном смысле этого слова, не в смысле «спэйс», а в старинном греческом понимании «космоса» как цельности мироздания. Человечество порабощено невидимками, бесплотными существами, основное оружие которых — оружие психотронное. Они способны вкладывать нам в голову мысли, и занимаются этим ежеминутно. Большая часть того, что нам «приходит в голову», приходит при активном соучастии этих невидимок.

Неверие в их существование — тяжелейшая ошибка человека, мешающая ему разобраться в логике происходящего.

Вполне понятно, что они мешают человеку даже спокойно поразмыслить над вопросом о ВОЗМОЖНОСТИ такого объяснения темных сторон жизни.

Существует солидное направление европейской мысли, берущее начало от Фрейда (и Шарко), достаточно убедительно представляющее источником мирового (человеческого) зла бессознательное в нашей собственной душе. Я много лет находился под обаянием этой концепции, даже уже будучи православным. Нужно проделать очень большой путь, многое пережить и передумать, чтобы понять, что эта концепция все-таки несостоятельна. Это — тема для отдельной работы.

Но кое-что можно сказать и прямо сейчас.

На самом деле, если поставить вопрос о зле в человеческой душе, то давайте либо признаем, что зло (то, что в моих глазах является злом) ВЫГОДНО человеку, делающему зло; либо предположим, что злодей является жертвой манипуляции сознанием, то есть в момент принятия решения ему КАЖЕТСЯ, что зло для него выгодно; либо же, наконец, сам злодей, придя в себя, признает, что он сделал плохо, что в тот миг он был сам не свой.

Выбирая первое объяснение, мы становимся идейными союзниками зла. Это, вообще говоря, не аргумент против такой позиции. Очень многое сегодня заставляет нас думать, что добро и зло просто относительны. Эта идея носится в воздухе. Тогда, действуя в своих интересах, я неизбежно ущемляю соседа, но такова жизнь, избежать этого нельзя. Многие именно так и рассуждают.

Третий случай самый простой: сам злодей ощущает, что стал жертвой манипуляции сознанием. Следуя Фрейду, можно постараться убедить его, что содеянное им — выплеск его собственного бессознательного.

Выбирая второе, должны искать КОМУ ВЫГОДНО зло на самом деле. Другому человеку? Тогда станем считать злодеем именно этого человека и поставим вопрос уже о нем: действительно ли ему выгодно, или ему только кажется?

На самом деле это вопросы принципиального характера. Выбирая тот или другой ответ, мы выбираем не просто ту или другую интеллектуальную систему отсчета, мы выбираем цивилизацию. А цивилизация — штука серьезная. Можно исписать много томов, доказывая ошибочность той или иной концепции, но если эта концепция впаяна в какую-либо цивилизацию, то никому ничего не докажешь. Как говорил Ленин, идея становится материальной силой, когда овладевает массами. И спорить тогда бесполезно.

Я не строю иллюзий, будто высказанные мной идеи могут быть достаточным основанием, чтобы человек западного склада (пусть даже считающий себя российским патриотом) может пересмотреть свои взгляды, прочитав какую-то статью. У него за плечами «материальная сила» — что тут слова? Такие иллюзии опровергаются самой жизнью, и час, быть может, близок.

Я адресуюсь человеку незападного склада, ища точки соприкосновения.

Западная цивилизация, как мне кажется, основана на представлении, что ИНТЕРЕСЫ у людей действительно антагонистичны. То, что хорошо для меня, плохо для тебя. И лучшее, что мы можем сделать, это сторговаться до компромисса. Чтобы и мне было сносно, и тебе терпимо.

Русская (и не только русская) цивилизация основана на вере, что антагонизм интересов людей — это следствие омраченности сознания. То есть на самом деле настоящий интерес у нас один; наши разногласия происходят оттого, что мы плохо понимаем сами себя и друг друга. На самом деле всегда существует решение, которое можно назвать Правдой, решение неоспоримое. Не простой компромисс, равновесие сил, а искреннее согласие.

Запад предлагает нам решать вопросы большинством голосов. Но традиционно русское решение — соборность — предполагает, что в результате обсуждения должно возникнуть ПОЛНОЕ единодушие.

Кстати, я знаю, что надо было сделать русскому Царю, чтобы нейтрализовать Думу. Надо было сказать: я даю Думе самые широкие полномочия, почти что полноту власти — но решения в Думе должны приниматься ТОЛЬКО единогласно. Мы не можем пренебречь мнением НИ ОДНОГО народного избранника. Пусть обсуждают до тех пор, пока не найдут Правду. А вопросы, требующие немедленного решения, по которым не удается достичь согласия (допустим, препятствует ничтожное меньшинство…), может решить Самодержец, который вправе действовать без оглядки на мнения.

Уверен, что основная масса русского народа посчитала бы подобный подход вполне справедливым и конструктивным. А дискуссии в Думе приобрели бы более конструктивный характер: перед выступающими встала бы задача УБЕДИТЬ, а не просто задавить числом. Вообще, это по-русски. Именно единодушие, а не большинство.

Если мы выбираем именно русский (впрочем, не только русский) подход к проблеме, мы оказываемся перед проблемой: если на самом деле, по самому большому счету всем людям ВЫГОДНО (не обязательно приятно, впрочем) одно и то же (а именно — воля Божья), то откуда вообще берутся противоречия между людьми?

От омраченности сознания. Мы думаем не то, что есть на самом деле. Мы говорим и делаем то, что нам самим неполезно. А сама омраченность откуда? Если верить, что у всех людей, в конечном итоге, один интерес, то зачем человеку омрачать другого человека?

Тут-то не знаю, как можно избежать вывода, что наша омраченность является следствием деятельности нечеловеческой силы, одинаково враждебной всем людям.

С этой (русской, и не только) точки зрения, человеку-злодею заведомо невыгодно его злодейство; злодействуя, злодей причиняет вред самому себе. Невыгодно оно и никому из людей. Всякий, кто, волею судьбы, оказался как бы союзником злодея, на самом деле тоже обманут.

Западная философия не льстит человеку. Она считает его злым от природы. Образцом такого подхода является психоанализ Фрейда. Естественно, из такого взгляда на человека вытекает капитализм. (Или наоборот, из капитализма вытекает такой взгляд?)

Русская философия считает человека добрым по природе. И если отнять у русской философии веру в существование дьявола, она становится крайне наивной. И вот эта крайняя наивность положена в (идейную) основу русского коммунизма.

На самом деле это вовсе не русская философия. Можно вспомнить, к примеру, Руссо, и вообще эпоху просвещения с ее верой в человека. Похоже, что это вообще особенность христианской культуры, не обязательно православной. Отказ от идеи, что существуют могущественные античеловеческие силы, влияющие на человека, нарушает смысловой баланс христианской культуры. Христианская культура, если вынуть из нее веру в существование дьявола, становится невозможно наивной.

Собственно русская философия (возьмем Православие) вовсе не наивна. Просто в 19-м веке наши мыслители, следуя свом западным учителям, стали считать бесов плодом народной фантазии, а происхождение зла объяснять социально-экономическими условиями. Отсюда и родился русский коммунизм. Опыт строительства коммунистического общества однозначно показал, что зло имеет более глубокие корни. Запад прошел этот путь лет на сто раньше; отбросив веру в существование нечеловеческих сил зла, переболев наивностью Просвещения, пережив страшный, кровавый опыт Французской революции, он обрел «мудрость» психоанализа, увидев корень зла в самом человеке. Что нам оставалось? мы снова бросились в объятия Запада. Это, конечно, только схема, но она глубже, чем может показаться с первого взгляда.

На самом деле важно понять, что перед нами альтернатива: ЛИБО ПОВЕРИТЬ В СУЩЕСТВОВАНИЕ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИЛ ЗЛА, ЛИБО ПРИПИСАТЬ ЗЛО САМОЙ ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА. Второе означает окончательный отказ от русской (и не только русской) мысли и победу мысли американской.

Первое возвращает нас к истокам русской мысли.

Предлагаю читателю осознать этот выбор. Отрицая существование нечеловеческой силы, враждебной человеку, мы не можем не считать зло заложенным в природе самого человека. А какие еще варианты? А если зло неотъемлемо от самой природы человека, то надо сложить духовное оружие и начать кутить. И, конечно, работать, чтобы были денежки — кутить. Лепота!

Если же человек все-таки изначально добр, то зло в человеке невозможно объяснить иначе как тем, что оно ВЫГОДНО нечеловеку.

Вера в то, что никаких бесов не бывает, ведет к отказу от русской мысли. Сто лет назад это понимали немногие, сегодня для этого не обязательно быть семи пядей во лбу. История чему-то все же учит.

Давайте это осознаем, и пойдем дальше.

Я серьезно убежден в том, что эти нечеловеки существуют, и что иначе как их деятельностью невозможно объяснить многие поступки людей.

Не вводя в рассмотрения этого фактора, невозможно разобраться в теме манипуляции сознанием, невозможно и одолеть расщепление сознания на религию, политику и т. д. Многие политические проблемы имеют религиозные корни, надо только покопаться. И в моих глазах совершенно неслучайно «возвращение» религии в большую политику (я о терроризме); на самом деле она и не уходила из политики, если только не побояться назвать материализм религией.

Основная трудность при рассуждениях о манипуляции сознанием заключается в том, что сознание самих исследователей этого вопроса подвержено манипуляции.

Глядя на другого человека, я замечаю, что его сознание искажено, если его поведение представляется неадекватным. Если он совершает поступки, на мой взгляд, вредные для него же самого. Проблема тут в том, что мое поведение в его глазах может выглядеть тоже неадекватным. Если мы имеем с ним разное СОЗНАНИЕ, если различны наши представления о реальности, как определить, чье сознание ближе к реальности? Ведь мои представления о реальности — это только мое сознание. Где точка опоры?

Одна крайность в ответе на этот вопрос заключается в том, чтобы принять за истину свой собственный взгляд на вещи. Мое сознание свободно от манипуляций — и точка! Это наиболее популярный и наименее осторожный подход к вопросу.

Другая крайность заключается в том, чтобы отрицать идею реальности как таковую. Сегодня многие (скажем, Пелевин) занимаются популяризацией этой идеи. Вкратце напомним суть дела! Итак, реальности нет, есть только различные состояния сознания. Самой реальности как таковой нет. Есть различные субъективные «реальности», одна из них не лучше другой. Но бывают реальности (тонали) более сильные и более слабые. При столкновении различных реальностей побеждает более сильная, слабая разрушается. Духовно более слабый человек вынужден признать ошибочность своих взглядов на мир и «истинность» взглядов победителя. Но в действительности победитель не ближе к истине, он просто сильнее, вот и все. Эта концепция приобретает последнее время все больше сторонников. Заметим, что это тоже лишь один из взглядов на мир; он не претендует на истинность, просто обещает быть наиболее крепким, устойчивым. Если найдется точка зрения еще более сильная, то он вынужден будет уступить и даже вовсе разрушится, по своей же собственной логике. Давайте, попробуем это проделать!

Мне представляется еще более сильным такой взгляд, согласно которой лично мое сознание является искаженным, манипулированным, подлежащим исправлению — однако существует сознание истинное. Это сознание Иисуса Христа и тех, кто достиг единого с ним видения мира, то есть святых. Поскольку мой взгляд, по моему же собственному признанию, сам по себе не является истинным, то я не могу претендовать на то, чтобы кого-либо убедить в истинности веры в Иисуса. Но для солипсиста (так, по старомодному, называются вышеизложенная философия) это и не важно. Важно, кто сильнее. Я слабее, но Бог-то конечно сильнее, по определению. Хороший конь пускается вскачь, завидев только тень от плетки. Умному довольно.

Я предлагаю читателю всего лишь познакомиться с некоторыми приложениями этой веры к обыденной жизни.

Прежде всего, с этой точки зрения, верным признаком манипулированности сознания является враждебность к другому человеку. Действительно, если мы в противостоянии Востока и Запада примем сторону Востока, если поверим, что в конечном итоге интересы всех людей совпадают, что вражда между людьми всегда есть следствие деятельности третьей стороны, то свободное от манипулированности сознание должно быть свободно и от враждебности к какому-либо человеку. К сожалению, даже и православные христиане в большинстве своем далеки от усвоения этой фундаментальной истины. Враждебность человека к человеку — в любом случае психопатология.

Тут необходимо уточнить, что я говорю именно о враждебности как психическом явлении. Не о действиях, наносящих ущерб, а об эмоциях страха, гнева и прочих, подавляющих сознание. Для того, чтобы поразить врага, чтобы вывести его из строя, ненависть не всегда является наилучшим советчиком. Одержимость сокрушительной злобой, неукротимой яростью — это лишь один из вариантов боевого состояния психики. И это вариант, как мне кажется, не самый выигрышный. Впасть в приступ дикой злобы — это неплохой прием психологического подавления противника, но довольно плохой метод ведения борьбы; да на видавшего виды противника таким образом особенно и не подействуешь. Для ведения борьбы необходимо видеть противника. Ненавидеть — значит не совсем видеть; ненависть ослепляет.

Если попытаться поглядеть в корень проблемы боевых искусств (а эта кровавая тема требует многогранного подхода; почему не обсудить ее и за чашкой чая?), то там решается вопрос, кто из противников окажется в конце концов субъектом, а кто лежащим на земле объектом. Солипсист сказал бы, что тут сталкиваются не два (три…) человека, а несовместимые взгляды на реальность. В этом смысле видеть и быть увиденным — состояния несовместные. Чем лучше я вижу противника, тем хуже он меня видит. Цель удара, боли — ослепление, дезориентация. Если можно дезориентировать противника, не нанося ему удара, то можно и не бить. Припадок ненависти неплохо дезориентирует непривычного человека; но ненависть ослепляет и тебя самого. Мастер этим непременно воспользуется.

Потому хотя в европейской части континента высоко котировались берсерки (бешеные воины), на дальнем Востоке за основу брали все-таки отрешенность. Хирургический подход к противнику. А там все-таки подвинулись в отношении единоборств подальше, чем тут. На порядок подальше, что ни говори.

Мне видится тут глубокая перекличка смыслов. Берсеркизация воинских искусств в основе своей — манипуляция сознанием противника. Для православного сознания это неприемлемо в самой основе, потому что человек, который манипулирует сознанием противника, сам является объектом манипуляции. В этой темной воде ловят рыбку бесы. И вот, оказывается, что русский кулачный бой в этом отношении даже дальше от русской культуры (сиречь, Православия), чем китайское гунфу. Парадокс?

Любить врагов, как заповедал Христос, это весьма высоко. Для начала надобно перестать их ненавидеть. Отсутствие ненависти само по себе — не помеха для боя.

Ненависть к врагу неприемлема с точки зрения Истины.

Но тут надо особо отметить, что осуждение тех, кто не-такой-как-мы, является одной их основ того, что называется социальной психологией. Христианский принцип «не осуждай» наталкивается на сильнейшее сопротивление социального сознания.

Посмотрим, к примеру, на проблему воспитания под этим углом зрения. Если какой-то дядя (тетя) или мальчик (девочка) поступают плохо на глазах Вашего ребенка, то как можно избежать осуждения, если хочешь дать понять ребенку, что так делать нехорошо?

Шире, как можно не осуждать человека, при этом осуждая грех?

С первого взгляда проблема решения просто в принципе не имеет. Если дядя так делает и никто его не осуждает, скажет Ваш сын, то почему мне нельзя так делать? А если мой папа осудил того дядю, то почему Христос говорил «не осуждайте»?!

Решение этой загадки подобно решению предыдущей: когда на глазах ребенка дядя согрешает, надо ЗАСТАВИТЬ РЕБЕНКА молиться за дядю, чтобы Господь его не наказывал за грех, но избавил от греха; чтобы дядя больше не согрешал.

Другого способа избежать осуждения человека, одновременно избежать оправдания греха и замалчивания проблемы — нет.

Странное решение проблемы? между тем, само «не осуждай» ведь — заповедь Божья, не так ли? Что странного, если заповедь Божью нельзя исполнить кроме как молясь Богу, Тому, Кто имеет право осудить — и помиловать!

Осуждать — значит предсказывать на будущее. Сказать «он вор» значит предсказать, что «он» и в будущем будет воровать. Сказать «он украл» — почти то же, что предсказать, что «он» будет за это наказан. С точки зрения религиозной, это небезобидно, потому что грядущее находится в компетенции Промыслителя. Предрекая, мы похищаем Божественное достоинство.

Осуждая, мы становимся на место Судьи. Молясь о помиловании согрешившего, мы занимаем в отношении Судии подобающее положение.

А ненависть — это просто крайняя форма осуждения.

Христианство в этом пункте — в принципе неосуждения и тем более любви к врагам, выступает прямо-таки как асоциальное явление. Любое общество держится на осуждении и ненависти к общему врагу. Возьмем, к примеру, либерально-демократическое общество с его осуждением тоталитаристов и ненавистью к русским (немцам, сербам…). Что касается этого пункта христианского учения, он в истории был усвоен христианскими народами весьма плохо.

Россия с ее тысячелетием Православия, ближе других подошла к тому, чтобы высокие принципы христианства вошли в бытовую мораль. Каков результат? Его сформулировал Достоевский: «Если Бога нет, стало быть, все дозволено.» Это формула преимущественно русской психологии. Собственно, это формула идеально-русской психологии. Представители других народов имеют иные сдерживающие факторы: уважение к закону, общественному мнению, к родителям… Идеально-русский человек абсолютно свободен от всякой относительной морали; его сдерживает ТОЛЬКО страх Божий. Становясь атеистом, он становится чудовищем. Так?

Но это — идеал русской души. На практике-то ДАЖЕ русская культура держалась в какой-то мере тоже на осуждении и ксенофобии. Идеально-русский человек, которого удерживает по сю сторону добра и зла только вера во Христа, всегда был редкостью даже и в России. Интересно, можно ли устроить общество, полностью свободное от ксенофобии и осуждения. До сих пор это не удалось, даже в России.

Даже глубоко верующие люди в большинстве своем весьма далеки от идеала Достоевского.

Особенно плохо дело обстоит у тех, кто в той или иной мере увлечен политикой. Тяжелое материальное положение России, помноженное на массовое отступление христиан от веры во всем мире, успехи атеизма и всевозможных нехристианских систем — все это приводит нас в состояние уныния и гнева. Необходимо, однако, четко осознать, что наше озлобление против врагов веры и России не находит оправдания в вере и не приносит пользы России.

Есть другой путь, который я и предлагаю вниманию читателя.

Первый вывод, который необходимо сделать, если все вышесказанное понято и не вызывает принципиальных соображений: всякий человек, манипулирующий сознанием другого человека, на самом деле является лишь инструментом манипуляции; настоящий манипулятор всегда остается в тени. Всякий человек-манипулятор непременно сам манипулирован.

Это не значит, что мы вовсе ни на кого не должны гневаться. Святые учат нас, что способность к гневу в нас не напрасна. Гневу надо только придать правильное направление: надо непримиримо враждовать с невидимками, которые вселяют в сердца людей враждебность друг ко другу, а также применяют и другие приемы манипуляции сознанием, чтобы держать человечество в духовном порабощении.

Что касается людей, враждующих с нами, их нужно рассматривать как жертв бесовской манипуляции сознанием. Ну, приходится порой и наносить удары. Но ненавидеть их — ошибка, этим делу не поможешь, а наоборот.

Надо твердо верить, что у нас нет РЕАЛЬНЫХ причин для вражды. Враждебность — следствие гипнотизма. Мы немного не в себе, мешаем сны с реальностью. Солипсист скажет, что реальности вовсе нет, одни сны. Но он сам грезит. Ситуация сложнее — мы мешаем сны с реальностью.

Удар может отрезвить, разбудить. Даже смертельный удар может быть моментом истины, если он нанесен вовремя. Если злодей неисправим, надо остановить его, чтобы избавить его от возмездия за все новые злодеяния.

Надо твердо верить, что у нас нет реальных причин для вражды с людьми.

Наиболее важное приложение этой теоремы — вопрос о психологии элиты. Элита возникает в любом обществе, при любом строе. Кто-то должен осуществлять руководство, в частности, идейное руководство. Настоящая цель человека элиты — та же, что и всякого другого человека — это общее благо. Тот, кто увлекается благом частным, для себя и своих близких, для со-членов своей элиты и так далее — в действительности является инструментом тех, кто не желает блага ни одному из людей, в том числе ни ему, ни его близким. Его усилия будут использованы против него, во вред ему и его ближним.

Для того, кто облечен властью (богатством) важно поверить, осознать, что жертвуя тем, что дано ему от Бога, для блага неимущих, он лишь выполняет свой долг. Это всего лишь дальновидная политика, учитывающая непредсказуемые перемены в будущем. Жертва ради Христа — это инвестиция в непредсказуемое будущее.

Марксизм толкует о классовых интересах, и это — подход вполне европейский. Как усвоить православному человеку научные достижения европейской мысли в этой области, не теряя их виду фундаментального принципа русской жизни — концепции общего блага, веры в принципиальное совпадение ИНТЕРЕСОВ всех людей? Мне представляется вот что: марксизм толкует о классовой психологии, о психологии, порождаемой экономическим положением человека. Эта классовая психология на самом деле не выражает подлинных интересов человека, а является специфическими иллюзиями данного класса, болезнью его сознания (в массе). Отдельный представитель того или иного класса может быть вполне свободен от предрассудков своего класса, может помышлять об общем благе более, чем об иллюзорных «классовых интересах» (пример — Энгельс).

Настоящее содержание «истмата» — теория манипуляции сознанием. Бытие не столько ОПРЕДЕЛЯЕТ сознание, сколько ИСКАЖАЕТ сознание. Экономическое положение того или иного класса создает предпосылки для специфических иллюзий данного класса, и «классовый интерес» — одна из базовых иллюзий искаженного сознания. Общество, в котором нет классов, если это только возможно, более благоприятно для сознания, стремящегося к целомудрию — вот реальное содержание идеи коммунизма с точки зрения Православия. Если отбросить вражду и взыскать мира, так это выглядит.

Человечество — семья, и разделение народов на классы создает соблазн. «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам. Но горе тому человеку, через которого соблазн приходит,» — сказал Господь. Перед Богом все равны — царь и воин, богатый и убогий. Непонимание этого равенства — иллюзия, увы, ежедневно порождаемая политической и экономической жизнью. Точнее, не самой жизнью, а мысленным комментарием к жизни, сопровождающим нас всю жизнь. Марксизм немало сделал для того, чтобы развеять эти иллюзии, но сам остался их пленником, будучи пленником евроцентризма. Развеивая классовые иллюзии буржуа, он сознательно эксплуатировал классовые иллюзии пролетария. Никто от этого в конечном итоге не выиграл — теперь-то мы видим конечный итог! Игра на иллюзиях, в том числе на классовых иллюзиях, на руку лишь врагу рода человеческого. Так мне представляется дело.

Всякий почувствует, что хотя предлагаемая концепция привлекательна для христианина, да и вообще для русского, воспитанного все же в лоне культуры, основанной на Православии, но СТОЯТЬ на такой точке зрения нелегко. Повседневные столкновения, приходящие в голову мысли — очень многое мешает нам УСТОЯТЬ на этой христианской почве.

Одна из главных причин нашей неустойчивости — страх перед завтрашним днем. Если сегодня мы можем спокойно порассуждать, то что ждет нас завтра? Сможем ли мы в реальной стычке действовать так, как виделось наилучшим за чашкой чая? Беспомощность в этом важнейшем вопросе вызывает предрасположенность к гневу и унынию.

Я предлагаю читателю, в особенности православному читателю, упражнение, которое поможет ему обрести защиту. Защиту от непредсказуемого завтра.

Но перед этим предлагаю немного пофантазировать.

Всякая фантазия основана на материале прошлого. Прошлое последних веков России в основном укладывается в две несводимые друг ко другу категории: самодержавие и социализм.

Социализм и самодержавие являются антиподами в сознании подавляющего большинства русских. На самом деле эти понятия просто разного уровня: социализм — это экономическая категория; самодержавие — политическая. Эти вещи лежат в разных плоскостях.

В принципе, можно представить себе социализм не только тоталитарный, который мы видели в прошлой истории, но и социализм либерально-демократический. Хотя ясно, что при либеральной демократии обеспечить устойчивость социализма крайне трудно — слишком большой вес тут имеют СМИ с их элитарной психологией. Скорее всего, такой социализм вскоре постигнет та же участь, которая постигла СССР времен «гласности».

В принципе можно представить себе самодержавие не только возвышающееся над капиталистическим «базисом», как мы видели в России конца 19 — начала 20 века, но и самодержавие социалистическое, в котором реальным собственником «общенародной собственности» выступает самодержец. Собственно говоря, при Сталине мы и имели нечто близкое к такой модели, только разве по наследству там власть не передавалась! Соответственно, для обеспечения устойчивости такого строя Сталин должен был быть бессмертным; оттого его смерть, явление вполне предсказуемое, была воспринята большинством населения как неожиданная катастрофа. (Да и привела, если вдуматься, к катастрофе.)

Если попытаться сопоставить понятия социализма и самодержавия с противоположными понятиями капитализма и демократии, то вполне очевидно, что демократия скорее враждебна социализму, а капитализм скорее враждебен самодержавию. Капитализм сроден демократии — это вполне очевидно! Не значит ли это, что социализм сроден самодержавию?!

Социализм и самодержавие являются антиподами в сознании подавляющего большинства русских. Не составляет особого труда объединить эти два понятия, противопоставив им общего врага — либеральную демократию. Ведь и самодержавие, и социализм ассоциируются в сознании современника с понятием тоталитаризма. И монархия, и социализм являются для нас ключевыми понятиями прошлой истории, противоположными почти всему, что мы ныне наблюдаем в России. Почти всему, но не всему. Потому что ныне стал фактом массовый отказ россиян от демократических идеалов; средний человек медленно, но неуклонно осознает, что Запад, увы, продолжает считать нас своими врагами несмотря на все жертвы, которые были принесены, чтобы убедить его в нашем миролюбии. В жертву было принесено больше, чем можно было бы представить, но жертвы были приняты как должное, хуже даже — как доказательство слабости. Дело осложнилось тем, что эти жертвы действительно крайне ослабили Россию.

Даже забавно, что теперь представляют дело так, будто Россия сама пала к ногам «победителя». Ведь победитель победил нас не в военном отношении и даже не в экономическом — даже и сегодня, после всех потерь, мы еще на плаву. Победил он нас чисто теоретически, я бы сказал, умозрительно. Мы противостояли всему НАТО, мы могли противостоять сколь угодно долго. Нас просто УБЕДИЛИ, что противостояние бессмысленно. Что на самом деле нас все любят и ждут только протянутой руки. Но протянутая рука, как оказалось, в этом случае не только знак миролюбия, это еще и знак нищеты.

Конечно, сиюминутное торжество Запада над обманутой Россией непременно обернется бедствиями самого же Запада — такова логика вещей. Это кажется невероятным только тому, кто еще и не начал понимать жизни. Подлость непременно возвращается бумерангом. Те немногие, кто пытался спасти страну от развала, они-то и действовали в подлинных интересах Запада! Чтобы увидеть это, требуется только время, да кое-что видно уже и сегодня. К сожалению, пока немногим.

Отказываясь от идеалов обманувшегося и обманувшего нас Запада, оглядываясь на пройденный путь в поисках собственных идеалов, мы невольно оказываемся перед выбором: социализм или самодержавие? Конечно, это выбор чисто умозрительный, я бы сказал, утопический. Реставрация социализма почти уже невозможна. Реставрация самодержавия вовсе невероятна. Но даже чисто умозрительный выбор для россиянина неизбежен, ведь мы — народ по преимуществу идеократический. Даже если невозможно восстановить социализм или монархию, надо определиться, хорошо ли было бы его или ее восстановить, если бы представилась такая возможность. Этот выбор дает нам ту или иную систему координат, цельный взгляд на прошлую историю, задает нам и вид на будущее: куда идти, чего ждать.

Последние годы появился ряд глубоких и интересных исследований, общий смысл которых заключается в том, что нам предлагается синтез того и другого этапа российской истории, самодержавного и социалистического. Прежде всего хотелось бы выделить такие имена, как Вадим Кожинов и Сергей Кара-Мурза. Оба эти автора выступают как соратники, несмотря на то, что Кожинов явно тяготеет к самодержавию, а Кара-Мурза заявляет себя сторонником социализма. Есть еще целый ряд фигур, достаточно заметных и крупных, но в большей степени поляризованных в одну или другую сторону, в сторону социализма либо самодержавия. Наиболее близок к центру, к синтезу нашего разорванного сознания именно Кожинов, увы, покойный.

Прежде всего, нам напоминают, что русское самодержавие было свергнуто Февральской революцией, идеалом которой была как раз та либеральная демократия, плодами которой все мы ныне наслаждаемся. По отношению к Февральской революции Октябрьская была скорее контрреволюцией, в известном отношении восстановившей дореволюционный тоталитарный порядок. Нам доказывают, что среди белых в гражданской войне практически не было монархистов. Белые боролись за идеалы Февраля; между прочим, в случае их победы Россия наверняка попала бы в зависимость от Запада, подобную сегодняшней — откуда белые брали деньги? Нам предъявляют данные, согласно которым многие, очень многие царские офицеры на гражданской войне приняли сторону красных — а это были патриоты, которые тоже что-то понимали в происходящем.

Защитники социализма весьма убедительно, на мой взгляд, доказывают, что с экономикой СССР в 80-е годы было все благополучно; кризис второй половины 80-х был следствием как раз «перестройки». Защитники самодержавия примерно то же говорят о начале 20-го века, но сторонники социализма оспаривают их. Наиболее спорной фигурой является здесь царь Николай Александрович, которого сторонники социализма всячески охаивают, а монархисты оправдывают. Все это — масса интересной, живой литературы, многообещающей в плане понимания истории России. Всех авторов этого направления объединяет неприятие Западной цивилизации, любовь к России и оправдание того, что на Западе презрительно заклеймили «тоталитаризмом». Тоталитарна Истина, тоталитарно Добро, тоталитарны семья и любовь. Западная свобода на деле часто оказывается безразличием ко всему, кроме собственной персоны, помноженным на высокомерное презрение ко всему незападному. Для нормального россиянина это, по меньшей мере, непривычно.

Впрочем, нормальному россиянину, своими глазами видевшему общество социалистическое, можно и не вникая в тонкости истории указать на то, что реальный-то социализм был по своему политическому устройству недалек от монархии. Изначально социалистическое учение называлось социал-демократией и имело именно западные корни. Но это — теория. А на практике все реальные примеры социалистических государств — это примеры государств ни в коей мере не демократических!

К сожалению, сторонники социализма в большинстве своем продолжают мечтать о демократии, хотя и не западного типа. Продолжают мечтать, хотя никому еще совместить демократию с социализмом не удалось.

На самом деле демократия в социализме — это родимое пятно капитализма.

Утопия социалистической демократии родилась на Западе. Но оказался востребованным социализм именно в тех странах, которые резко противостояли Западной цивилизации, претендуя на независимость. Я уверен, что отказ от идеи демократии, несмотря на всю его трудность для социал-демократа, может оплодотворить социализм совершенно новым взглядом на мир и на роль социализма в истории.

К сожалению, сторонники самодержавия в большинстве своем продолжают считать себя сторонниками капитализма, не обращая внимания на тот факт, что именно капитализм привел к краху все монархии, как в Европе, так и вне.

На самом деле именно капитализм, родной отец либеральной демократии, и является врагом номер один для самодержавного политического строя.

Капитализм вновь и вновь рождает из себя демократию (впрочем, только для «своих»), в то время как социализм как бы против собственной воли стремится именно к монархическому устройству.

Я считаю очевидным, и удивляюсь, почему это еще не очевидно для всех, что самодержавие остро нуждается в социализме, так же остро, как социализм нуждается в самодержавии!

Слабое место социализма, вполне осознаваемое его сторонниками — это бесхозяйственность. В смысле отсутствия хозяина. Все вокруг народное, а на практике ничье. Попробовали раздать частникам. Выяснилось, и весьма зримо для всех, что частник печется о своем интересе, а не о народном. А это, увы, В ЕГО СОЗНАНИИ не одно и то же. Парадоксально, но русская вера в доброту человека сыграла в эпоху перестройки роковую роль. Перестав учитывать наличие дьявола, русский мыслитель со своей добротой стал наивным. Но разе нет выхода? есть: «народная» собственность несомненно должна принадлежать хозяину, но одному хозяину, а не многим конкурентам! Таково русское решение вопроса; мне кажется, это и есть синтез нашей истории.

Другое слабое место социализма — предательство политической элиты. Предательство на самом верху. Генеральный секретарь променял Страну на пиццерию. Общую страну на личную пиццерию. И в этом есть своя логика. Дело в том, что каждый должен заботиться о детях. А Генеральный секретарь — калиф на час. Между тем ни один монарх никогда бы не променял страну на пиццерию;и именно потому, что должен заботиться о детях. Царь, передающий страну по наследству своему сыну, это единственный в стране человек, для которого забота о Державе — это вопрос благополучия семьи. Президент ради благополучия семьи может УКРАСТЬ. Царь украсть ничего не может; это нелепость — ему и так все принадлежит. Если государство является социалистическим.

У советского социализма была к тому же одна специфическая слабость, связанная с его ориентировкой на построение коммунизма (утопизм). А именно, там не было социальной справедливости. Например, квартиры были у разных людей весьма разными по качеству, но у всех — практически бесплатными — для чего? Отчего бы государству не спросить со своих квартирантов полную стоимость этих услуг? Народ не смог бы платить! (А ведь было ПРАВО на жилье, что в морозное время означает право на жизнь.) Тогда надо было выдавать каждому физическому лицу денежное пособие, достаточное для обеспечения его жильем. А это огромные суммы денег, которые вертелись бы вроде бы в холостую, но на самом деле вовсе не вхолостую. Имярек получает зарплату 180 рублей плюс жена 170 плюс пособие на них и на их двоих детей, скажем, 400 рублей (по 100 рублей на нос). Предположим, имярек ютится в однокомнатной квартире, и платит государству 200 рублей в месяц. Еще 200 остается у него как компенсация за плохие жилищные условия. Другой имярек с такой же семьей получил по наследству право на трехкомнатную квартиру и должен платить 500 рублей в месяц. Он оказывается перед выбором — платить за удовольствие 100 рублей сверх пособия, завести еще одного ребенка или же сменить жилье. При такой системе автоматически решился бы целый ряд проблем социальной несправедливости, существовавшей в СССР. Селянин, имеющий удовольствие жить в собственном доме и топить печку дровами, оказался бы богат, как Крез! Народ бы поехал жить назад, в деревню. Многодетные семьи оказались бы в выигрыше, а с тех, кто не имеет детей, не пришлось бы брать «налог за бездетность». Не хочешь заводить ребенка — живи в одной комнате или зарабатывай как начальник цеха. Все, кто был плохо обеспечен жильем (студенты, молодежь) имели бы финансовую поддержку от общества — за счет тех, кто был слишком хорошо обеспечен жильем. Детдома бы процвели, распоряжаясь «детскими» деньгами. А самое главное, кто бы захотел добровольно отказаться от такого ежемесячного пособия и предпочесть капитализм, живя в морозной России, где жилищная проблема — это вопрос номер один для выживания? Пожалуй, СССР до сих пор бы стоял несокрушимо, как Вам кажется?

Всего этого не было по причине идеологической: ведь предполагалось, что мы не просто так живем при социализме, а строим светлое будущее. Как можно больше должно было быть бесплатным. Но бесплатным следовало делать только то, что не создает социальной несправедливости. (Например, к врачу люди обращаются с разной частотой, но это не ощущается как несправедливость при бесплатной медицине! Медицина и должна быть бесплатной, по христианским понятиям.) Предоставляя людям равно бесплатное, но неравное по реальной стоимости жилье, СССР незаметно выращивал элиту с элитарной психологией. Каждый горожанин, особенно москвич, невольно оказался человеком элиты. В финале при дележе общенародной собственности он оказался владельцем квартиры. Деревенским вообще ничего не досталось, зато москвичи получили в наследство от СССР небольшое состояние (московскую квартиру). Если присмотреться к этому, четко видна зависимость того, кто боролся за перемены и кто безмолвствовал, с тем, кому чего досталось при дележке. Естественно, проиграли в своей массе и горожане, и даже многие москвичи.

В конечном итоге, от усиления социальной несправедливости оказываются в проигрыше все, даже обогатившиеся материально. Потому что кроме материи у человека есть душа. По-настоящему при имущественном неравенстве выигрывает только тот, кто тратит свои средства на малоимущих.

Увы, человек мыслит категориями личной выгоды и лишь спустя годы постигает (и то не всякий), что по-настоящему выгодно именно добро и самоотверженность. Чтобы постичь это, и нужно обрести целомудрие. К чему я и стремлюсь в этом тексте.

Роковая слабость социализма — что он и предполагает всеобщую самоотверженность во имя общего блага. Это предположение беспочвенно, хотя по-своему и благородно. Можно ли благородство назвать глупостью? или только наивностью? Если бы не было зла, если бы мы не были пленниками лжи, то и вопрос бы не стоял: личное благо и общее совпадали бы. Но ныне все мы подвержены бесовским манипуляциям, в наших глазах все двоится — общее благо и личное благо…

Вот в чем суть проблемы социализма!

Кому-то общее благо должно быть ЛИЧНО выгодным, для кого-то эти вещи должны просто совпадать; этот-то человек становится центром, обеспечивающим устойчивость системы. Самодержец — это человек, само положение которого затрудняет манипуляцию его сознанием. Сверху, знаете ли, виднее…

Слабое место монархии — тоже предательство элиты. История показывает, что элита, увы, рано или поздно предает своего Государя, потому что человек элиты имеет все шансы получить солидный кусок при дележе общего пирога. История русской монархии — это история борьбы с элитой, без которой монарх все-таки не может обойтись, так как он не может управлять в одиночку. Элита и устроила Февральскую революцию.

Но монарх должен заботиться о простом народе, заботиться по-простому, экономически. Чтобы простой народ у него не нуждался в куске хлеба, как это, увы, было в дореволюционной России. А для этого нет лучшего способа, чем социалистическое хозяйство. Именно при социализме элита естественным образом ОБУЗДАНА. Как грустно пели об эпохе социализма те, кто хотел стать элитой (и стал),

Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,

Здесь первые на последних похожи,

И не меньше последних устали, быть может,

Быть —

Скованными одной цепью,

Связанными одной целью.

Действительно, для элитариста забота об общем благе — это тяжко. Потому что для этого требуется ежеминутное преодоление собственных иллюзий (скажем так, классовых иллюзий). А сидя в кабинете из кожи, не обязательно быть негодяем; во всяком случае, нет причин считать лично себя негодяем, не так ли? не обязательно подсчитывать, сколько народу можно одеть, если иначе использовать эту кожу. А между тем, иллюзии имеют свойство сокрушаться, и по всем счетам приходится рано или поздно платить.

Итак, мыслители и мечтатели России! Предлагаю идею: социал-монархизм. Скорее всего, кто-нибудь это уже предложил, идея витает в воздухе. На приоритет не претендую. Но сказать об этом просто необходимо, и разумно сказать, чтобы склеить наши разорванные в 17-м году мозги.

Почему русские цари не национализировали собственность, хотя бы землю? Хотя многое толкало именно к этому. (Крестьянские восстания в начале 20-го века, например, происходили именно под лозунгом национализации земли.) Наверное, тут дело не только в классовом интересе помещиков. Что досталось помещикам в результате Революции и в чем, с учетом этого, был их подлинный интерес? Царь все-таки не был пленником собственно классовых предрассудков, смотри воспоминания.

Мне кажется, помешал евроцентризм, сам стиль мышления интеллектуалов России 19-го и 20-го века. А на престоле мы видим именно интеллектуалов. Просто то, что становится очевидным в начале 21-го века (кстати, до сих пор еще не стало), должно было представляться невероятным в начале 20-го. Начиная с Петра, русские Цари много заботились о просвещении и развитии России. Просвещение это было европейским, а развитие понималось евроцентрически. Понадобилась катастрофа 1990-х годов, чтобы стала очевидной (что удивительно, и то не для всех!) губительность евроцентризма.

Но если Россия снова восстанет из пепла, как это уже много раз бывало в истории, социал-монархизм представляется мне единственным жизнеспособным решением, которое продолжает лучшее, что было в нашей истории, с учетом столь дорогостоящего опыта прошлых ошибок.

Кому-то мое уклонение от общих вопросов бытия в социально-политические частности может покажется следствием разорванности моего сознания — не без того! Но давайте рассмотрим противопоставление социализма и монархии под углом манипуляции сознанием. Мне кажется, это яркий пример манипуляции общественным сознанием. Мне кажется, социализм и самодержавие совершенно очевидно НЕ ТОЛЬКО НЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫ, но ДРУЖЕСТВЕННЫ. Они оказались противопоставлены друг другу вследствие преступления века — убийства Царской семьи. Но следствие преступления, если и не является преступлением, уж никак не тянет на добродетель, не так ли? Преступление — ненадежный фундамент для теории.

Кому-то мои рассуждения могут показаться просто утопическими. Не видно никаких процессов, которые вели бы в предложенном мной направлении. Если сбросить розовые очки, мы сидим в глубочайшем кризисе и медленно, но верно сползаем к катастрофе. Надо, казалось бы, подумать о выживании, а не строить утопий, если нет шанса их реализовать.

Но шанс есть. Прежде всего, надо поглядеть правде в глаза. Кто это уже сделал, надо успокоиться, прекратить панику, и сохранять способность трезво и фундаментально рассуждать. Констатируем факт, что с точки зрения здравого смысла выхода у нас нет. Быть может, проблема тут именно в недостатках этой точки зрения? в болезни самого здравого смысла?

Не манипулированно ли наше сознание, когда мы считаем, что попали в безвыходное положение?

Давайте проверим, не разучились ли мы рассуждать основательно. Для начала поставим вопрос принципиальный. Вернемся из социально-политической сферы в сферу чистой мысли.

Подобные переходы могут смущать — но напомню, что моя задача — синтез разорванного сознания. Я хчу связать между собой несовместимые на первый взгляд вещи, увидеть их как грани одной проблемы. Проблемы православного синтеза нашего разорванного, манипулированного сознания.

Сейчас я хочу подобраться к чисто религиозной проблематике со стороны научного, аналитического взгляда на мир. Это не столь поэтично, как русская идея, но тоже необходимо, хотя бы для синтеза.

Дело в том, что большинство из нас, современных русских (из тех, кто старше 25), воспитаны в духе научного атеизма, но при этом с детства впитали основы православной культуры. Это создает в некоторых пунктах удивительную разорванность сознания.

Давайте, попробуем порассуждать на смычке научного и религиозного взгляда на мир, чтобы «склеить» то и другое.

Поставим вопрос фундаментально.

Выводимо ли будущее из прошлого, или с течением времени возникает новая информация? Постановка вопроса вполне научная, но дыхание религии ощутит каждый. Что значит «возникает информация»?

Вопрос это действительно фундаментальный.

Ведь вопрос о будущем, тайна будущего — это тайна тайн и загадка всех загадок. Если глядеть в корень, то любое знание — это знание о прошлом, но оно полезно или бесполезно в той мере, в какой позволяет нам хотя бы в какой-то мере предвидеть будущее. История, сознает она это или нет, стремится стать наукой о будущем. В сущности, всякая наука является наукой в той мере, в которой позволяет предсказывать то, что еще не произошло. Возьмите то-то и то-то, сделайте то-то и то-то, и вы получите такой-то результат, говорит наука. Никакая наука была бы невозможна, если бы мы отказались от идеи повторяемости. В будущем все будет подобно тому, что было в прошлом — вот основной постулат научного знания. Любой закон природы, открытый нами — это экстраполяция в будущее более или длинного ряда наблюдений за прошлым. В сущности, если отказаться от постулата повторяемости, то нет никаких оснований предполагать, что завтра камень будет падать с ускорением 9.8 метра в секунду за секунду. Чисто логически этого нельзя вывести из того факта, что он так падал вчера и позавчера, и на протяжении тысяч ушедших лет.

Чудо — религиозное понятие — если камень не упал, но завис в воздухе. Или хотя бы упал не с тем ускорением. Может ли такое случиться? Пока, наверное, не бывало. Но — может ли?

Атеизм является «научным» именно в том смысле, что наука опирается на принцип повторяемости, что завтра будет как вчера. Ученый может допускать возможность чуда, но как ученый он обязан предсказать, хотя и с оговоркой, что камень упадет с ускорением 9.8 — если не случится чуда, но это уже вне сферы компетенции науки.

Последнее время модно говорить, что атеизм и наука — просто разноплановые понятия, что многие ученые были верующими и так далее. Но САМ ПОДХОД науки основан действительно на вере в то, что будущее будет подобно прошлому. Другое дело, что ученый, не переставая быть ученым, может не быть рабом НАУЧНОГО подхода. Может допускать, что бывает всякое.

Будущее мы не можем ЗНАТЬ, то или другое (в частности, научное) представление о будущем может быть только предметом ВЕРЫ. Более того, вера должна быть соотнесена с будущим. Собственно говоря, заявление «я верю в то-то» имеет прагматический смысл только в том случае, если из него выводится некоторое представление о будущем. В этом смысле вера непременно должна допускать поверку — пусть только с течением времени. В противном случае вера бессодержательна, она сводится к пустой игре слов и понятий. К сожалению, заявление «я верю в Бога» редко осмысливается с такой точки зрения. Что именно, какое предсказание вытекает из твоей веры?

Вера говорит: по смерти будет Суд. Творить добро выгодно, зло — невыгодно. Это невозможно вывести из фактов прошлого, есть аргументы, и есть примеры, но недостаточные. Из прошлого опыта это не выводится. Это вера, и только. Но со временем каждый из нас увидит, будет ли Суд.

Подобным образом, верить в то, что наше положение безнадежно — это вера, и только. Это не вытекает из фактов, поскольку наше будущее не является для нас фактом. Максимум, что можно доказать — что в прошлом подобные ситуации кончались всегда катастрофой.

Можно было бы сказать, что идея повторяемости, уверенность, что завтра все будет идти подобно тому, как шло вчера, — можно было бы сказать, что это основной постулат ума. Но во-первых, подобное «мышление» свойственно не только людям, но и животным, притом даже и самым примитивным, а в известном смысле даже и растеньям. С другой стороны, именно мы, люди, более чем кто-либо из живущих на земле тварей, способны воспринять противоположную идею, идею ПЕРЕМЕН. У нас есть специальный инструмент, позволяющий фиксировать внимание ума на том, чего еше не было — слово.

Необходимо пояснить, что слово «перемены» в данном тексте используется в специфическом смысле. Переменой я называю ТОЛЬКО явление принципиально новое, несводимое к уже бывшему. Наступление зимы или весны не является переменой в этом смысле. Перемена (в данном смысле слова) — это вещь принципиально непредсказуемая, поскольку любое предсказание основывается на опыте, то есть на бывшем. ПЕРЕМЕНА в данном тексте — это слово, обозначающее то, чего до известного момента ВООБЩЕ не было.

Слово как таковое, слово как инструмент ума вообще настолько важно для нашей темы, что о нем следует сказать особо. Слово — инструмент сильный и опасный. Благодаря слову ум рассматривает то, что еще не стало опытом. Ум может приготовиться к небывшему как будто к уже бывшему. Словом мы готовим ребенка к восприятию принципиально нового опыта, словом обозначаем то, что еще не стало реальностью. Но ведь может и не стать! Слово — инструмент постижения непознанного, слово же — инструмент иллюзий.

Бессловесный ум не имеет понятия о будущем; для бессловесного ума будущее — новое издание прошлого. Бессловесный ум не знает о возможности перемен. Зато бессловесный ум не может быть объектом тех специфических методов манипуляции сознанием, которые столь опасны для ума словесного. Бессловесный ум не боится подмены понятий, у него нет понятий. Слабое место ума бессловесного — это его погруженность в прошлое.

Зная эту слабость, мы, словесные существа, подвергаем бессловесных эффективным манипуляциям. У меня нет ни времени, ни желания наказывать пса всякий раз, когда он игнорирует мою команду. Но в этом и нет нужды: пережив несколько эпизодов наказания, он живет в них, всякий раз реагируя на мой окрик как будто на удар. В сущности, с моей стороны это именно обман, сознательная манипуляция более слабым умом, неспособным всякий раз анализировать, различать степень опасности.

Увы, на подобном обмане обычно строится многое в воспитании. Словесный, аналитический ум ребенка во многом еще слаб. Пользуясь этим, взрослые сильно облегчают себе дело воспитания, впрочем, тут тактический выигрыш приводит к стратегическому проигрышу, консервируя слабость ума у ребенка.

Давно замечено, что наказание ребенка — это палка о двух концах.

Ярче всего это проявляется у так называемых «трудных детей». Чем больше его наказываешь за баловство, тем больше, кажется, он входит в раж. Это не значит, что он не боится наказания; часто «трудные»-то дети как раз панически боятся наказания, до истерики. Тем более, что взрослые, пытаясь добиться своего, порой доходят с ними до настоящей жестокости. Но «внушение», связанное с наказанием, как будто совершенно не усваивается. Ребенок помнит о порке лишь в момент порки; в другое время он совершенно не имеет порку в виду. Это — настоящая расщепленность сознания, настоящее раздвоение личности. Одна из его личностей панически боится наказания и готова пойти на все, лишь бы его избежать. Другая — совершенно не помнит о наказании, что ТАМ было, что говорилось, что обещалось. Опыт первой личности может неожиданно и странно проявиться, например, в избиении более слабого, причем ребенок будет в точности воспроизводить характерные слова и жесты своего разгневанного отца. Повзрослев, такой ребенок, вполне вероятно, повторит процедуру «расщепления сознания» на собственном ребенке и так далее, по наследству.

В принципе, в той или иной степени это происходит со всяким наказуемым ребенком. Дети, как уже было сказано, охотно расщепляют свое сознание, предпочитая просто не помнить неприятностей. Это довольно неудобное с точки зрения разума свойство человеческой психики (не только детской) весьма обесценивает наказание как инструмент воспитания. С другой стороны, просто преодолевая расщепленность собственного сознания, можно обрести немалую мудрость. Мы просто ничего толком не помним и не делаем выводов из опыта. А опыт, в сущности, немалый, имеет каждый человек, даже ребенок.

Просто мы ничего не помним, не сопоставляем фактов. Не сопоставляем пропагандистскую кампанию ПРОТИВ войны СССР в Афганистане с пропагандистской кампанией ЗА войну США в Афганистане. Не сопоставляем обвинительную кампаниею против Сербии во время бомбежек НАТО с полным отсутствием фактов, подтверждающих справедливость обвинений, теперь, когда у НАТО есть все возможности доказать их — Косово в их руках. Мы до сих пор верим, что Россия проиграла Германии 1-ю войну, вопреки очевидному факту, что Германия потерпела поражение в этой войне ДАЖЕ когда Россия вышла из войны. Кое-кто даже верит, что экономика СССР в 90-е годы находилась в катастрофическом положении — хотя катастрофа до сих пор не разразилась (а что было сделано для ее предотвращения?). Примеры можно множить до бесконечности. Если такие кричащие и общеизвестные факты трудно сопоставить огромному большинству россиян, то что творится в нашей приватной жизни, рабами каких иллюзий мы не являемся в той сфере, где некому даже указать на них?

Если так обстоит деле в голове взрослых, чего ждать от детей? Потому-то наказание надо использовать осторожно, бдительно следя за тем, чтобы ребенок не «терял сознания», точнее, чтобы не менял состояния своего сознания во время наказания, иначе наказание не окажет влияния на его поведение. Какой смысл пытать того, кто потерял сознание? А именно этим, в сущности, занимается чересчур суровый и не чересчур мудрый папаша. К сожалению, в русской культуре закрепилось не совсем трезвое отношение к наказанию детей.

Конечно, еще хуже вовсе не обременять ребенка наказанием, как нас учит европейская мысль последнего времени, вполне усвоенная и русской интеллигенцией. Жизнь-то его будет наказывать! Ограждая чадо от суровой реальности и при этом не решаясь оказывать на него давление, мы создаем у него совершенно нереалистическое представление о жизни, формируем сознание наивного иждивенца. Совершенно недостаточно просто информировать его о тех или иных опасностях и трудностях. Слова могут оказаться бессильными, если они не подкреплены опытом. Наказание необходимо, чтобы придать словам вес.

На самом деле вопрос о наказании детей совсем не тривиален. Ведь речь идет о формировании сознания, а как провести грань между формированием и манипулированием? Мне понадобилось много лет, прежде чем я нашел хорошее решение. И то, хорошее только с моей точки зрения.

Есть связь между этой проблемой и проблемой осуждения. Как наказывать ребенка и не осуждать его? Или Христова заповедь не относится к родителям? Родители должны, что ли, осуждать своих детей?

Я обнаружил, что наказание можно ЗАМЕНЯТЬ тем, что называется в Церкви эпитимьей. Вместо наказания ребенок должен определенное количество раз повторить слова краткой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.» Молитва — не наказание. Казалось бы, дело это вовсе нетрудное. Но попробуйте для опыта самостоятельно повторить их хотя бы раз 50. Эти 50 раз покажутся вечностью. Для ребенка же, особенно «трудного», это вообще пытка, даже просто бездумно повторять слова молитвы. Таково свойство молитвы: чем более манипулированно наше сознание, тем труднее нам молиться.

В этом легко убедиться на опыте.

Опыт показывает: дети предпочитают не совершать поступков, вслед за которыми перед ними встает необходимость молиться! Самое интересное, что даже церковные дети, которые в общем-то имеют навык молитвы и молиться не затрудняются! Объяснить этот эффект можно только мистически: молитвы боятся не они сами, а тот, кто манипулирует их сознанием! Тот, кто подбивает их шалить.

У меня есть положительный опыт по исправлению довольно тяжелых с точки зрения воспитания случаев. Самый яркий пример — умственно-отсталый подросток 13-ти лет, на которого «находят» приступы агрессивности, злостного непослушания. В течение нескольких месяцев молитва сильно улучшила положение во всех отношениях, в том числе и в учебе. Между тем, чего там только не перепробовали.

Молитва реально помогает в подобных случаях, в том числе в тех, когда ничего не помогает! Проблема здесь только в том, что «трудного ребенка» трудно заставить молиться. Но если это начинает получаться — эффект наступает достаточно быстро. Чем это объяснить, если не тем, что трудности воспитания происходят от вредоносного действия некоей силы, которая боится молитвы как черт ладана?!

Здесь, кстати, проходит четкая грань между молитвой и «мантрой» (при всем внешнем сходстве). Мантра через какое-то время (сравнительно недолгое) становится приятной, притягательной как наркотик. Повторяя слова мантры, человек входит в состояние, подобное наркотическому. Мантру бесполезно использовать вместо наказания, это все равно что бензином огонь заливать. Играющий темнокожий индусский бог сделает баловство вашего ребенка, скажем так, более остроумным.

Молитва тоже делается притягательной, но сначала для ума, и только потом для сердца. Долго-долго молитва остается тяжелым трудом, приятность ее обнаруживается на этапе, называемом молитвой «умной», когда собственно слова становятся уже не важны.

Это различие можно сравнить с различием между амулетом и иконой. Одни вешают на себя подкову, другие одевают крест — тут внешнее сходство. Можно всю стену увешать амулетами. Можно устроить у себя «красный угол» с иконами. Это еще ни о чем не говорит. Но если человек начинает СЕРЬЕЗНО относиться к амулету, а другой СЕРЬЕЗНО относиться к иконе, различие быстро становится очевидным.

Амулеты и суеверия, в конечном итоге, ослабляют ум. Да для них ум и излишен. Конечно, это не простая глупость. Мудрецы того направления учат нас изУМлению, экстазу ума. (Это еще мудрецы.)

Икона же, как и молитва, при СЕРЬЕЗНОМ подходе, предполагает работу ума. Она трудна, очень трудна. Для моего слабого ума — сущее наказание!

Если вдуматься в механизм манипуляции сознанием — а для современной России это тема, без преувеличения сказать, роковая! — то всякая манипуляция сознанием основана именно на слабости словесного, аналитического ума. По существу, на его НЕДОСТАТОЧНОЙ словесности. Подменяя понятия, заставляют ум застыть и пребывать в области реального прошлого опыта — но опыта, порой имеющего весьма отдаленную связь с действительной ситуацией текущего момента. К примеру, говоря о коммунистах, сразу поминают ГУЛАГ, заставляя читателя (зрителя) реагировать на события с полувековым запозданием. Стоило бы вдуматься, желает ли хотя бы кто-то из современных коммунистов повторения опыта ГУЛАГА (ставшего, к слову, могилой множества коммунистов и искреннейших сторонников коммунизма). Другой пример — изготовляя рекламу с сексуальным намеком, подталкивают ум не вполне адекватно реагировать на вещи, не имеющие порой никакого отношения к сексу. Кстати, тут уместно пояснить, что, говоря о слове, я имею в виду любой знак, даже жест.

Сама словесность, аналитичность ума потенциально предоставляет уму возможность защиты от манипуляций. Но если уже словесный ум все-таки подпал манипуляции, он оказывается куда уязвимее ума бессловесного. Тот наивно погружен в прошлое, усматривая в настоящем лишь аналогии с прошлым. А этот активно противится действительности, подчинив прошлому самое будущее! Все будет примерно так, как было — вот основной лозунг манипулированного ума. Нетрудно видеть, что наш с Вами ум так манипулирован, что он почти не способен осознавать этот лозунг как лозунг, как постулат, как аксиому, быть может, множество раз подтвержденную ПРОШЛЫМ опытом, но по смыслу понятий не имеющую никаких оснований в БУДУЩЕМ. Ведь грядущее ДЕЙСТВИТЕЛЬНО неведомо нам!

Сама по себе идея непредсказуемости будущего, СВОБОДЫ грядущего, потенциальной независимости завтрашнего дня от нынешнего — это идея очень сильная. Большинство психотехник, повышающих силу ума, сводятся к искусству видеть действительность в настоящий момент, без погруженности в прошлое, без помыслов о завтрашнем — а помыслы о завтрашнем, если всмотреться в них, сплошь и рядом оказываются все той же памятью прошлого. Способность полностью отрешиться от прошлого (и будущего) и увидеть жизнь такой, как она есть — великий дар словесного ума. Но чтобы в полной мере достичь такого видения, словесный ум должен погрузиться в безмолвие. Остановить мысль. Пошлого уже нет, будущего еще нет. А что есть? Есть нечто несказанное, невыразимое словом — жизнь, Божий дар.

Это совсем не то же, что молчание животного. Животное молчание все в прошлом. А безмолвное изумление ума перед таинством дарованной ему жизни свободно от прошлого и будущего. Если верить, что завтра будет все как было вчера, это состояние недостижимо.

На самом деле идея постоянства мироздания крайне слаба. Мы уже имеем в прошлом опыт по крайней мере трех крупных перемен, когда будущее (ныне ставшее прошлым) никак не вытекало из настоящего. Во-первых, можно считать научным фактом, что Вселенная была не всегда. Как пошутил один известный ученый, было время, когда не было времени. Во-вторых, по мере развития биологии становится все более очевидным, что живое НЕ МОГЛО возникнуть из неживого. В возможность самозарождения жизни легче всего было поверить средневековым алхимикам. Современному биологу по мере познания удивительной сложности и системности самой простой клетки все труднее поверить, что она могла возникнуть случайно. А по частям она складываться не могла, так как отдельная часть клетки — мертва без остальных частей. Возникновение жизни — крайне важная для нас с Вами перемена. В-третьих, для каждого из нас огромную роль играет возникновение нашей собственной личности. Меня не было, и вот — я есть. Случайно или закономерно мое появление? Почему именно я, а не кто-то другой?

Существует масса научных, псевдонаучных и вовсе антинаучных гипотез, созданных с единственной целью — исключить из нашего прошлого опыта факты глобальных перемен. Объявить нынешнее наблюдаемое состояние стационарным! То, что есть, было всегда и будет всегда. Всегда был мир, всегда была жизнь, всегда был я. Меняются формы, но сохраняется суть. Мироздание, жизнь и моя персона — три константы. Возьмем, религию индусов, к примеру.

Эта нелюбовь человека к идее перемен вполне объяснима психологически: сама по себе задача выживания (человека или человечества) есть задача консервативная, охранительная. Все животное, все реактивное в нас восстает против угрозы глобальных перемен. Выжить — значит сохранить все так, как есть. Хотя бы в самых общих чертах неизменным. Будущее — не просто повтор прошлого. Будущее ОБЯЗАНО быть повтором прошлого! — вот лозунг нашего бессловесного ума, если попытаться выразить бессловесное при помощи слов. Допуская идею перемен, мы чувствуем себя как рыба, вытащенная из воды.

Ничего удивительного, если мы обнаружим, что ПОЧТИ ВСЕ религиозные и философские системы (включая европейскую науку) обслуживают именно эту психологическую потребность человека в постоянстве. Удивительно, что все-таки есть религиозно-философские системы, более или менее удачно пытающиеся повернуться лицом к проблеме перемен. Скажем сразу, что классическая китайская философия НЕ относится к числу таких систем. Знаменитый И-Цзын (Книга Перемен) есть один из (кстати, наиболее удачных и интересных) опытов классификации типов бывающих перемен. Это попытка объять необъятное — охватить все, что БЫВАЕТ. Ясно, что это собрание ПРОШЛОГО опыта перемен. Это попытка ЗАМКНУТЬ будущее в объятия пршлого. Не может быть ничего, что не было бы уже описано в И-Цзын — все новое есть хорошо забытое старое. Поэтому перемены Книги Перемен НЕ являются ПЕРЕМЕНАМИ в нашем специфическом смысле.

Кастанедовское понятие нагваля, безусловно, представляет интерес для нашей темы — но только до середины, где индейский маг пытается разрушить наши представления о реальности. Все, что мы можем представить, назвать или постичь — есть части нашего тоналя. А что же такое нагваль? — это то, что не может стать частью тоналя. Нагваль вторгается в тональ извне, изменяя его. Эта любопытная философия, к сожалению, сводится на нет на последующих страницах, где выясняется, что нагваль не совсем уж неописуем, и ним вполне можно иметь дела — нагвалем оказывается попросту дон Хуан, индеец племени яки.

Подобного же рода непоследовательность свойственна всякой философии, когда пытаются говорить о том, о чем нельзя говорить — нельзя по уверениям самих же философов. Чтобы нам не попасть подобные в логические дебри, я и поставил вопрос максимально прагматично: я предлагаю рассуждать о будущем. Будущее неведомо для нас; оно даже непостижимо, будущее как таковое — до тех пор, пока оно не становится прошлым. Но оно непременно становится прошлым, и говорить о будущем вполне прагматично, даже необходимо, чтобы адекватно вести себя в настоящем. Можно относиться к будущему пошло — в старинном смысле этого слова, когда «пошло» значило то же, что «обычно, ординарно» — то есть, предполагать, что будущее подобно прошедшему. При этом сама наша тема исключается из рассмотрения: никакой тайны; на нас грядет то же, что уже не раз бывало, та же страшная и скучная пошлятина, неизбежная расплата за сладкий миг свободы.

Дерзну предложить тут «формулу» манипуляции сознанием: всякая манипуляция сознанием в конечном итоге сводится к экстраполяции на будущее некоторого прошлого опыта. Хочу подчеркнуть: это всего лишь мое виденье проблемы.

Но если тут я не ошибся, если попал в точку, то это действительно фундаментальное открытие: в основе любой манипуляции сознанием лежит постулат постоянства мироздания. Отказ от этого постулата делает сознание НЕМАНИПУЛИРУЕМЫМ в самой принципиальной основе. Чтобы управлять моим поведением, надо навязать мне некий образ будущего (желательного или нежелательного для меня) — именно будущего, а не настоящего, не прошлого, потому что поведение — штука телеологическая. Но материалом для этого образа может быть только прошлое. Если же будущее и впрямь невыводимо из прошлого, то как себя вести вообще? Непонятно.

Дело в том, что принцип постоянства мироздания настолько глубоко усвоен нами, так сказать, с молоком матери, что реальный отказ от него — это некое совершенно новое сознание, совершенно иное виденье реальности! И это именно религиозное видение реальности. Что будет? То, что захочет Бог. Как тогда себя вести в мире, будущее которого неопределено? А как Бог повелит, так и вести.

Манипулировать таким сознанием в принципе невозможно, да и бесполезно! потому что я веду себя так-то и так-то не потому, что дела мои идут так-то и так-то. Поведение мое определяется не моим сознанием (образом мира), а совсем другим Фактором. Такое сознание — сознание гносеологическое. Ум человека, который служит Богу, свободен для познания, он не обременен необходимостью находить наилучшие решения в условиях дефицита важнейшей информации — информации о будущем у нас нет! Такой ум служит Истине. А ум своевольный, наш обыденный ум, служит всего лишь регулятором нашего поведения. К познанию Истины он, в конечном счете, просто неспособен. Потому что знать, что будет, и иметь намерение изменить предполагаемое будущее — две вещи несовместные.

Чтобы достичь познания Истины, существенным моментом которой является ЗНАНИЕ Грядущего, необходимо отказаться от идеи ИЗМЕНЕНИЯ Грядущего. Но это отказ от самого фундамента нашей повседневной логики. Я не строю иллюзий, что читатель с легкостью поймет меня. Тут нужно достичь иного виденья мира, иного сознания.

Как его достичь?

Все (ну, почти все) рассуждения всех (ну, почти всех) мыслителей опираются на тот принцип, от которого я хочу попробовать отказаться.

Возьмем за основу, что БУДЕТ, непременно будет то, чего еще не бывало. Пусть нас подбодрит тот факт, что и в прошлом не раз бывало так, что случалось дотоле небывалое. Животное из плоти и костей отверзало уста и начинало говорить. Люди плыли в Индию, а открывали новый континент. Мелкое вассальное княжество становилось великой империей, и дотоле непобедимые войска тонули в собственной крови на ее просторах. Почему будущему быть плагиатом прошлого?!

Непременно БУДЕТ то, чего еще не бывало. Перемены бывают! Это, конечно, вера, как верой является противоположное представление, что перемен (в нашем смысле этого слова) не бывает.

Оттолкнемся от веры в то, что бывают ПЕРЕМЕНЫ, что бывает НОВОЕ и начнем строить собственную философию. Если бывают перемены, то уместно предположить, что существует некий Источник перемен. Но тогда этот Источник — вне нашего мира. И вот почему. Если источник перемен является частью мира, если весь потенциал будущего уже заключен в наличном бытии, то ничего ПРИНЦИПИАЛЬНО нового быть в принципе не может! Материализм — это одна из философий, в основу которых положен постулат постоянства мироздания. Пусть материя развивается — весь потенциал ее развития неявно заключен в ней самого начала. ПЕРЕМЕН не знает материализм. А это значит, что меняются лишь формы, но не суть — совершенно как в классической философии Востока.

Отметим для ясности: говоря об Источнике перемен, я схожу с твердой прагматической почвы. Говоря о переменах, о прошлом и будущем, я рассуждал прагматически, почти материалистически. Я даже был прагматичнее прагматиков: обычный прагматизм неявно основывается на ВЕРЕ, что перемен нет, что прошлый опыт является надежной основой для предвидения будущего.

Для прагматика, как и для материалиста, любые перемены есть лишь проявление того, что было заложено с самого начала. Дайте мне точное знание обо всем, что есть, и я предскажу вам все, что будет, — говорит здравый смысл прагматика, не замечая, что данное мироощущение вовсе не прагматично: за ним стоит целая философия времени, вера в принципиальное постоянство мироздания. Мы оставляем эту гипотезу, допуская, что БЫВАЮТ действительные перемены, что будущее не обязано всегда быть лишь вариацией настоящего, что ВОЗМОЖНО появление принципиально новой информации.

Говоря о переменах, я лишь отбрасываю неявное предположение, будто в основе бытия лежит вечная повторяемость неких, быть может, тончайших смысловых структур. Вместо попытки нащупать эти гипотетические структуры, вместо попыток уловить-таки фундаментальный закон неуловимой жизни, я предлагаю исходить из пугающего, но вполне правдоподобного предположения, а именно: фундаментальнейший принцип бытия — это все-таки не закон, а произвол. Что законы и закономерности — вещь преходящая, а бывает ВСЕ.

Означает ли это, что самое наше мироздание беспринципно, что мы живем в условиях некоего смыслового беспредела? Это предположение все-таки сомнительно: очень уж многое повторяется, очень многое происходит вновь и вновь подобным же образом. В условиях беспредела едва ли была бы возможна, скажем, физика, а нам физика все-таки небезызвестна. Кто это сказал, что самое непознаваемое в мире — это что он мир все-таки познаваем? Я полагаю, что мир, самое наше мироздание, в котором мы обитаем, все-таки по своей природе консервативно, таким его создал Бог; все-таки есть законы, принципы жизни, что основным принципом бытия мира является все-таки повторяемость.

Но самые эти законы мироздания — они постоянны или подвержены переменам? Если постоянны, то ничего нового нет. Все заложено с самого начала. А если подвержены переменам?

Сам мир консервативен по смыслу понятия, поскольку мир — понятие всеохватное, исчерпывающее; потому-то Источник мировых перемен — вне мира. Все, что мы можем знать о мире, относится к уже прошедшему; мы не можем знать того, что еще не было. Источник мировых перемен всегда впереди, хотя бы на полшага впереди нас. Мы наблюдаем следствия Его действия — перемены. Но в момент наблюдения они уже становятся прошлым. Сам Источник принципиально вне возможности наблюдения; о Его существовании мы догадываемся лишь по последствиям Его действий. Вот важнейшие для каждого из нас примеры последствий Его действия: мироздание, жизнь и сам ты.

Что ВСЕ ВОЗМОЖНО — это страшно, но не невероятно. В сущности, гораздо труднее обосновать как раз идею закона, будто НЕ ВСЕ возможно. Отчего же не все?! Прошлый опыт не запрещает ничего в будущем опыте.

Но и то, и другое — рассуждения об опыте, рассуждения сугубо прагматические.

Вводя же слово Источник, говоря об Источнике перемен, а не о переменах как таковых, я отрываюсь от прагматики; более того, я решительно разрываю с прагматикой, потому что Источник перемен по самому смыслу понятия не может быть частью моего опыта! Мой опыт — это опыт повтора и опыт прошлых перемен. Но только ПРОШЛЫХ перемен. В моем опыте я никогда не смогу найти Самый Источник перемен: если бы это случилось, если бы самый источник нового стал частью моего прошлого, это означало бы конечное торжество той самой философии банального, от которой я отрекаюсь. Это означало бы, что вот теперь-то ничего нового для меня быть уже не может: ведь сам источник перемен уже познан. Это означало бы, что самый источник перемен есть все же некий принцип, некий закон, смысл, если хотите, логос в банальном смысле этого слова. Означало бы, что перемен по существу все-таки не бывает.

Если же Источник перемен по самому смыслу понятия не может быть частью моего опыта, то какие у нас основания говорить о Нем? В моем опыте, да и в опыте всего мироздания решительно не может быть никаких оснований! Сколько бы перемен ни испытал мир, он вновь и вновь не ждет перемен, оставаясь консервативным по самому смыслу своего бытия. Прошлые перемены становятся частью мира, теперь мы знакомы с ними и ожидаем их повторения. Повторяясь, они уже не являются переменами в специфическом смысле. В нашем смысле слово «перемена» означает то, что бывает один раз, первый раз; затем уже повтор. Мир живет идеей повтора. Самое ожидание перемен, самое допущение возможности таких перемен, о которых мы с Вами теперь говорим, — это некое предательство по отношению к мирозданию, некая попытка выехать за границу всего существующего. Мироздание — наша родина, наша мать, и она любит нас ревнивой любовью. Ожидать Непредсказуемого — это нелояльность по отношению ко всему сущему. Оставаясь добрыми гражданами мироздания, мы должны, как все нормальные люди, твердо стоять на почве запредельного консерватизма, мы должны веровать и исповедовать, что не бывает того, чего не бывало, а все, что может быть, обязано быть подобно тому, что бывало прежде.

К примеру. Хотя теперь над нами летают самолеты, но они управляются той же аэродинамикой, которая испокон века шелестит в птичьих крыльях. Водородная бомба лишь повторяет некоторую часть процессов, заставляющих сиять Солнце. А колесо… Впрочем, вот колесо — это нечто действительно нетривиальное. Впервые колесо появилось на Ближнем Востоке, и оттуда покатилось по свету. Те народы (например, майя и ацтеки), которые не имели контакта с «колесными» народами, сами оказались неспособны изобрести колесо. Это тем более странно, что народы эти имели порой весьма и весьма высокую умственную и материальную культуру. По-видимому, появление колеса — это одна из множества неприметных на первый взгляд перемен, постепенно преображающих лицо мира. Недаром наши младенцы так любят колесо. Наблюдая за тем, как оно соединяет движение с покоем, они постигают одну из основ того мира, в котором им довелось родиться. «Использование колеса зависит от неподвижной точки посередине,» — заметил однажды Лао Цзы.

Мироздание консервативно. Ему свойственно движение, но это по большому счету лишь движение по кругу. По самому большому счету мироздание — это колесо. А смысл колеса — это покой, неподвижность в самом движении. А наши рассуждения об Источнике перемен тревожат покой мироздания. В наличном на каждый момент мироздании нет основания для таких рассуждений. Приходит перемена — мироздание изменилось, но в нем, измененном, опять нет оснований для перемен. Перемены приходят откуда-то извне, в мироздании нет для них ни причины, ни цели, ни смысла. И я никогда не мог бы написать того, что пишу, если бы не опирался на культуру неотмирную, культуру, коренящуюся в Самом Источнике перемен — на Православие. И умалчивать о Традиции, выдавая почерпнутую из Традиции премудрость за свою собственную — по меньшей мере нечестно. Потому о Православии необходимо сказать подробно.

Но в первую очередь необходимо вернуться на почву строгой прагматики. Нетрудно ввести в оборот слово — Источник перемен — и заставить мысль вращаться вокруг этого слова. Словесная мысль приспособлена к такому режиму работы. Но чтобы эта мысль оставалась жизненной, чтобы она не отрывалась от повседневной, ежеминутной практики, необходимо изо всех сил оставаться на почве опыта, бдительно следя, чтобы все вводимые в оборот понятия были, выражаясь языком физики, наблюдаемыми величинами!

Ведь и само Православие не должно быть в нашей жизни оторвано от повседневной, ежеминутной практики. Отрываясь от практики, оно теряет смысл, ведь религия, в противоположность философии, есть вещь по своей природе практическая.

Какая же прагматика стоит за употреблением слова «Источник перемен»? Говоря, что Он вне мира, мы тем самым выводим за пределы мира самую нашу мысль. НО ВЕДЬ ЭТО НЕЗАКОННЫЙ ПРИЕМ! Ведь словом «мир» мы обозначили совокупность ВСЕГО существующего, а наша мысль относится к категории существующего. Мы не можем мысленно выйти за пределы всего мира и поглядеть на мир со стороны, не расширяя при этом самого мира, частью которого наша мысль является. Говоря «вне мира», я неявно расширяю понятие «мира», либо — другой вариант — исключаю мою мысль из понятия «мир».

Но исключить из понятия «мир» свою собственную мысль означает принципиальный отказ от самопознания. Это основной прием европейской мысли! Есть мир, и рядом с миром стоит человек, познающий мир, но сам остающийся за пределами познания. Наше тело — часть мира, но наша мысль — трансгредиентна миру, она смотрит на мир со стороны. Ясно, что это путь, на котором мы приходим к научному, материалистическому взгляду на мир. Когда затем европейская мысль подбирается обратно к проблеме самопознания, она вынуждена бывает стрелять из пушки по воробьям, идя от математической логики с теоремой Геделя: может ли быть, законна ли мысль о мысли; возможно ли изучать сам процесс изучения? Тут Европа опрокидывается назад в ту самую мистическую стихию, из которой она вышла на берег научного мировоззрения. Теорема Геделя — удивительный пример мистики внутри самого рационального рацио. Европейская мысль дала миру великолепные образцы познания материального мира, но она страшно беспомощна в отношении самопознания. Европейская психология — не столько познание человека, сколько формирование человека, здесь человек подгоняется под ту или другую психологическую теорию.

Традиция Востока — а Православие в этом отношении является частью Востока, ведь к «Западу» относится только малая часть человечества — совершенно иная. Там никогда не было отрыва от задачи самопознания, никогда не было решительного переключения вовне, давшего на Западе столь мощные всходы. Соответственно, не было и попытки отделения мысли от объекта мыслительной работы. Отметим и подчеркнем: говоря «мир», я, в соответствии с традицией Православия, включаю в это понятие и самого себя, и свою мысль, и свое слово. Моя мысль и мое слово — это части мироздания.

Но если так, то какой смысл в выражении «вне мира»? Не лишено ли смысла употребление ТАКОГО понятия «Источник перемен»? Оказывается, нет! Но вот здесь наша мысль должна совершить такой поворот, на который лично я, не опирайся я на Традицию, бы решительно неспособен!

Итак, если мы включаем в понятие «мир» все, абсолютно все существующее, в том числе и нашу мысль о мире. Гедель нам не указ, ведь ум — это не интеллект; самосозерцание невозможно как интеллектуальная процедура, но является одной из важнейших способностей ума. Тогда слово, обозначающее то, что «вне мира», либо обозначает нечто несуществующее, либо (внимание — вот поразительный поворот смысла!) является следствием вторжения в мир Того, Что вне мира. Само-то вторжение — в мире, это один из фактов мироздания. Но вторгается нечто, обозначаемое как «вне».

Если миру свойственно ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ постоянство, если не бывает ПРИНЦИПИАЛЬНЫХ перемен, то сказать «вне мира» значит то же, что сказать «несуществующее». Это статическое понятие о реальности, являющееся базой научного подхода к проблеме будущего. Такое понятие о реальности, как я убежден, является следствием манипуляции сознанием.

Если же БЫВАЮТ перемены — а это основной мой тезис сегодня! — то сказать «вне мира» значит стать агентом перемен. Ведь сказав «вне мира» я самым этим словом изменяю смысловой состав мира. Нечто есть вне мира до тех пор, пока о нем не было сказано. Когда о нем сказано, оно тем самым уже включено в мир, хотя бы в мир смыслов. Но тот факт, что я назвал Его, сказав «вне мироздания», сам этот факт — не просто смысл, это факт самого бытия. Я взял — и сказал. Оно было вне мира, пока я не сказал о нем «вне мира». Мир изменился. Но Оно же и осталось вне мира, по смыслу слова «вне». Значит, речь идет о действии. Как кисть художника в момент прикосновения к картине — она вне изображенного пейзажа, или становится его частью?

Это очень сильное и ответственное утверждение, но именно это я со всей ответственностью и утверждаю: говоря об Источнике перемен, я непременно выступаю агентом перемен; невозможно сказать (ни даже подумать) об Источнике перемен, не вызвав тем самым перемен; самое упоминание о Нем, и даже простой намек на Источник перемен обязательно сопряжены с переменами! Сам Источник не становится частью мира оттого, что о Нем говорят тут, в мире, иначе Он перестал бы быть Источником перемен (как Таковой Он непременно вне мира). Но некая перемена должна произойти, иначе я не мог бы говорить и Нем. Вот что я утверждаю.

Самое слово о Художнике не может не быть прикосновением кисти Художника. Это не значит, будто я «вынуждаю» Его действовать. Просто если бы Он не захотел, я бы этого не сказал, а занялся чем-то другим.

Отметим это особо.

Ведь тут мы, не сходя с твердой прагматической почвы, оказываемся в области самой что на есть мистики! Ведь это именно мистическое мышление ожидает, что само по себе слово или даже мысль способны оказывать какое-либо действие, быть инструментами влияния на самую реальность, а не просто на психику слушателя.

Рациональному рассудку такой ход мысли противен. Чтобы оказать действие, говорит рацио, надо совершить действие. Информация сама по себе не есть действие, энергия. Вот что подсказывает нам разум. Но в данном случае рассудок может оставаться спокоен: я ведь не утверждаю, что слово об Источнике перемен является ПРИЧИНОЙ перемен; я утверждаю, что слово об Источнике перемен является симптомом перемен. Иными словами, я не мог бы и говорить об Источнике перемен, если бы Этот Источник бездействовал. Самое слово о Нем есть следствие Его действия.

Боюсь, что мои слова все-таки остаются еще неясными. Попробую объяснить еще раз. Говоря о Том, Что вне мира, я самим актом говорения о Нем расширяю мир — ведь и мои слова только часть мира. Если не расширять мир (частью которого является и мое слово), то нельзя и говорить о том, что вне мира! Но расширение мира — хотя бы только мира смыслов — не может иметь причину в самом мире (ведь миром мы обозначили ВСЕ). Значит, нельзя говорить о Том, Что вне мира, если на то нет причины в Том, Что вне мира.

Это очень просто, но трудно уловить уму, воспитанному на идее повторения.

А ведь наш ум на этой идее и воспитан. Для такого ума еще и еще раз поясню: говоря о ГРЯДУЩИХ (не о прошлых) ПЕРЕМЕНАХ я самым этим говорением создаю ПЕРЕМЕНУ. Например: если исходить из веры в то, что ПЕРЕМЕН не будет, то мои слова просто лишены смысла. Если же допустить, что перемены БУДУТ, то самое это допущение МЕНЯЕТ вас. Причем принципиально меняет — ничто в мире не может быть источником такой перемены, ведь все, что в мире, БЫЛО. Из того, что было, никак не вывести возможности того, что не было! Откуда же идея такой возможности? Для читателя — из моих слов. Но настоящая причина этого не во мне — я же часть мира, живу по его законам, и НЕ МОГУ быть источником перемен. А в чем же причина? Она вне мира, вот и все. По другому не объяснишь.

Впрочем, это рассуждение никак не является доказательством существования Источника перемен, ведь само оно основано на уверенности, что БЫВАЮТ ПЕРЕМЕНЫ, в то время как мир сам по себе все-таки есть некий порядок. Если кто-то по-прежнему убежден, что в самой своей основе жизнь опирается на некий постоянный принцип, для того все остальные выводы лишены смысла. Равно как и для того, кто считает сам мир хаосом. Но ни тот, ни другой не верят в Бога, Который не от мира. Быть может, первый и верит в бога, но его бог является лишь частью его мира, одним из его смыслов. Мой Бог не таков. О Нем и говорить-то невозможно, это возможно только если Он Сам даст о Нем говорить. О Чем и речь.

Для меня Православие — это именно служение Тому, Кто за пределами всего. Это моя философия Православия. И вот, я неизбежно прихожу к выводу, что невозможно ни упомянуть, ни помыслить о Боге, если не будет на то особого Божественного действия. Для меня самое упоминание о Боге — это чудо, это невозможное дело. Ведь мой Бог не вмещается в мире. В мире нет и не может быть причины, чтобы говорить о Таком Боге.

Но Православие — это религия, а не просто философия. А религия — это действие, это практика, а не просто рассуждение. Люба практическая философия — непременно уже и религия, хотя бы и атеистическая. (А атеизм — это религия Человечества как объекта служения и поклонения; впрочем, тут нужен разговор особый.) Потому говорить о религии захочет не каждый — это слишком ответственный шаг. Дело в том, что говорить о Боге, Который вне мира, — это действие, меняющее мир. Самое рассуждение о Нем уже есть некая практика. Самое рассуждение о Нем уже есть религиозное действие, потому что без Его содействия мы не могли бы ни сказать, ни помыслить о Нем, о Том, Кто вне всего. Потому тот, кто избегает участия в религиозных действиях, должен тут почувствовать себя обманутым, если только он смог уловить смысл сказанного. Его уже втянули в религиозное действие. Если же кто-то твердо верует, что НЕ БУДЕТ ПЕРЕМЕН, то мои слова для него просто лишены смысла. Такой человек, будь он хоть семи пядей во лбу, при всем желании не поймет того, что сказано. Сама моя логика для него закрыта, потому что допущение перемен или отказ перемен — это принципиально разный СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ.

Если же Вы, читатель, поняли меня, и не в обиде за то, что случилось между нами, предлагаю сделать следующий шаг.

Если говорить о Том, Что вне мира, невозможно, не изменяя мир, то само по себе это говорение уже есть некая практика. Каковы ее цели и последствия?

Смысл данной религиозной практики в том, чтобы адаптироваться к грядущим переменам. Чтобы «привыкнуть» к Тому, к Чему невозможно привыкнуть. Невозможно привыкнуть, потому что перемены — это действительно новация. Зато можно самому стать агентом перемен, принять в них участие, содействовать им. И в этом смысле «привыкнуть». Когда ты обнаружил себя на наковальне, самая безопасная позиция — это стать молотом.

Это и значит быть не от мира сего. И первый шаг к этому — поверить, что грядущее действительно не выводится из настоящего.

А метод, применяемый для этой адаптации — метод, апробированный практикой нескольких тысячелетий, таков: надо призывать Имя Того, от Кого исходят перемены. Надо призывать Имя — это кажется странным; странная рекомендация. Между тем, если то, что сказано выше, действительно понято, то действенность этой рекомендации очевидна: никто не может произнести это Имя, если не будет на то содействия Того, Чье Имя произнесли. Это же очевидно — если только это действительно имя Того, Кто вне мира. Это было осознано и апробировано нашими предками более пяти тысяч лет назад: «У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя Енос; тогда начали призывать имя Господа.» (Бытие, гл. 4, ст. 26)

Ясно, что призывание Имени (то есть, простое повторение определенного сочетания слов) — это самый примитивный, общедоступный способ молитвы. Я намеренно избегаю сейчас говорить о иных подходах, которые требуют более или менее длительной подготовительной работы — молитве «умной» и «умно-сердечной». Очевидно, что до рождения Сифа просто не было нужды в призывании Имени, то есть в примитивной СЛОВЕСНОЙ молитве. Даже братоубийца Каин не испытывал затруднений в том, чтобы говорить с Господом напрямую. «Разве я сторож брату моему?» Молиться умом и сердцем вообще-то способен любой человек, но по мере осквернения ума помыслами и сердца страстями человек забывает, как это делается или, что хуже, начинает беседовать с дьяволом, принимая его за Бога.

Зато словесная молитва как таковая является упражнением общедоступным, простым и эффективным средством самозащиты от манипуляций сознанием. Вместе с тем за ней, за простой и общедоступной словесной молитвой явно или неявно стоит целая философия Имени, притом весьма тонкая и изощренная религиозная философия. Немолящийся человек, даже интеллектуал со специальной подготовкой (как в философии, так и в мистике), испытывает обычно большие проблемы при попытке серьезно разобраться в этом учении, обычно снова и снова переходя от одних интеллектуальных версий к другим на протяжении всей жизни, в то время как даже и неграмотный практик — носитель молитвы словесной — спустя сравнительно недолгий срок (год-два) интуитивно вполне усваивает эту философию. На самом деле она проста как дыхание, просто ум наш манипулирован. Однако попробуем разобраться.

Что мы говорим? Слово. Но как может слово обозначать Того, Кто вне совокупности всех возможных смыслов? Никак. И если мы сейчас все-таки говорим о Нем (а с точки зрения неверующего, мы говорим ни о чем), то только потому, что Он дал нам говорить. Никакое слово не может быть его Именем, если Он Сам не изволит. Надеюсь, эта простая мысль понята. Но что отсюда следует?

Казалось бы, с учетом этого обстоятельства говорить о Нем возможно только в особых, неповторимых ситуациях, когда дается некое откровение. Казалось бы, Имя Его должно быть каждый раз уникальным, на данный случай. Казалось бы, возникновение Традиции призывания Его Имени просто невозможно, как невозможно сделать Перемены привычными. Уж не на «перманентною» ли революцию намекает автор, не к нигилизму ли призывает, не собирается ли в очередной раз разнести матушку-Россию, врезав молотом по наковальне?!

Казалось бы! Но не таковы свойства нашего мышления и языка. Любое слово, хотя бы однажды будучи использовано в каком-либо смысле, навсегда несет на себе отпечаток этого смысла. Использование слова без оглядки на те смыслы, которыми оно отягчено за историю своего существования, свидетельствует о неискусности пишущего (говорящего), либо о сознательном пренебрежении теми ситуациями (жизненными контекстами), в которых использовался тот или иной смысл. Потому если хоть однажды кто-то по откровению использовал какое-либо слово как Имя Неименуемого, с того времени уже нельзя пренебрегать тем, что это слово несет на себе печать Слова. Русское слово «бог» когда-то использовалось для обозначения идолов. Впрочем, существует хорошая традиция подчеркивать тот самый, единственный Смысл с помощью заглавной буквы.

В этой заметке я использовал для означения Того же смысла словосочетание Источник перемен, подчеркивая тем самым принципиальную несводимость Божественного действия к уже имеющимся закономерностям мироздания. Очень трудно понять — и будет неудивительно, если почти никто из читателей этого не поймет — каким образом Имя может быть агентом перемен.

Естественно, само по себе некоторое слово, использованное как Имя Божие, является частью мира, и никаких особенных перемен вызывать не может. Но именно поэтому-то оно и не может не колебать мироздания, будучи использовано для именования Неименуемого. Потому что исходя из мироздания, исходя из чего бы то ни было существующего, невозможно использовать слово в Этом смысле. И если оно все-таки используется в Этом смысле, значит, дело не обошлось без прикосновения свыше.

Самое это слово может без конца повторяться — но оно не может не быть агентом перемен, неповторимых новаций. И участие в призываниии этого Имени делает человека агентом грядущего.

Бог вне мира, Он является Причиной пермен, от Него — новое в мироздании. Призывать Его Имя значит быть агентом перемен, значит служить Его делу. Призывать Бога — это самый простой и общедоступный путь служения Богу. Собственно, именно этим и занимаются в Храме. Это и называется Богослужением.

Служить Богу самым делом не так просто, прежде всего по причине манипулированности нашего сознания. Человек, который всю жизнь думал, что он служит Богу, может в конце с ужасом обнаружить, что служил собственным страстям. Потому-то Святые рекомендуют нам, имеющим ум искаженный, начинать Богослужение именно с призывания имени Бога.

Это действие простое, но для врага рода человеческого весьма ненавистное, потому что оно делает ситуацию непредсказуемой. Молитва делает ситуацию непредсказуемой, а значит, и неуправляемой.

Самое это действие — повторять и повторять Имя Бога — не имеет причины, не имеет и цели в мире. С точки зрения мира, оно бессмысленно, ведь Бог не от мира. Человека могут побуждать к этому действию разные мотивы (например, простое подражание), но ни один из них не является достаточным для того, чтобы стать причиной этого действия, если только Тот, Кого призывают, действительно ВНЕ мира. Призывать Его может только тот, Кому Он дал такое призвание. Призывать Его — это ПРИЗВАНИЕ в изначальном смысле этого слова. Избрать этот Путь и идти по Нему — это избранничество в изначальном смысле этого слова. Хотя ничего недоступного тут вроде бы нет, человек не может избрать этот Путь, если Он не изберет этого человека. Хотя ничего сложного в этом Деле нет, оно общедоступно. Всякий может это делать.

А всякий, кто принял Крещение в Православии, даже ПРИЗВАН это делать. Удивительно, что мало кто обращает внимание на это обстоятельство, а ведь, принимая Крещение в Православии, ты ОБЯЗУЕШЬСЯ непрестанно молиться. Человек, который крестился и не молится, тем самым не исполняет своего долга перед Богом, и что удивительного, если это приводит к последствиям, мягко говоря, неожиданным. Принимая крещение, мы вступаем на путь войны с дьяволом, и что удивительного, если мы получаем тяжелые удары после того, как отказались использовать данное нам оружие. А оружие православного — это имя Иисус. Это просто понять и делать, и это трудно понять и делать.

Здесь странная логика. Ты можешь сказать: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Это в твоей власти — сказать или не сказать. Но ты можешь сказать это только в том случае, если Он даст тебе это сказать. Если ты сказал: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя,» значит, Он дал тебе это сказать. Если ты не сказал: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя,» значит, Он не дал тебе это сказать. Он Сам избирает тебя, или же не избирает. Но ВОТ СТРАННОСТЬ — это в твоих руках — быть или не быть избранным. Хочешь быть избранным — будь им, но если Он не захочет, то ты не сделаешь этого. Сам не сделаешь, хотя и можешь. А если сделаешь — значит, Он дал.

Никто не может призвать Его, если Он Сам не даст человеку совершить это простое действие. Скажи: «Господи, помилуй»! Если сказал — значит, это Он дал тебе сказать. Если не сказал — значит, Он не соизволил. Тут нет ничего случайного.

Можно заставить своего ребенка призывать Имя Божье. Но причина того, что он это делает не в тебе, а в Том, Кого он призывает. Ты здесь выступаешь лишь агентом Его действия. И как таковой ставишь себя под удар «контрразведки» князя мира сего. Но Бог, конечно, сильнее того, Кто противится Ему.

Вот в чем заключается идея адаптации к грядущим переменам: когда мы призываем Имя Источника Перемен, то Сам Он действует в нас, в самом акте призывания. Потому как мы относимся к этому акту — к произнесению слов молитвы — так мы относимся к Тому, Кого призываем!!!

Человек может думать, что он любит Бога, но если он не любит говорить слова молитвы, то на самом деле он не любит Бога. Если мы молимся невнимательно, значит, мы относимся к Богу невнимательно. Если нам скучно молиться, значит, Бог кажется нам скучным. Если нам трудно молиться, значит, нам трудно быть с Богом. Если у нас нет времени на молитву, значит, мы не находим времени для Бога.

Заставляя себя молиться, приучая себя к молитве, человек заставляет себя служить Богу, приучает себя к Богу. От Которого исходят перемены. И таким образом готовится к грядущим переменам.

Это все потому, что самое произнесение слов молитвы — это действие Бога в человеке. Без Его содействия мы не могли бы молиться. Совсем.

Тот, кто полагает, что человек может призвать Имя Божие без помощи Самого Бога, тот считает Бога частью мироздания. Имя Божие — это действительно часть мироздания. Но если оно означает Того, Кто вне, то оно не может не изменять мироздания, по смыслу. А изменить мироздание может только Тот, Кто вне. Без Его содействия никакое слово само по себе не может быть Его Именем. Это и есть самая основа, даже снова основ того, что называется исихазмом. Имя Божие — часть мира, но тот, кто произносит Его, является агентом действия Того, Кого оно означает.

Чтобы познать Бога, надо без конца призывать Его, внимательно вслушиваясь в сам акт призывания. Кажется, это ты сам Его призываешь, а на самом деле это Он Сам в тебе действует. Его действие не в тех или иных ощущениях и восприятиях, которые возникают при молитве, а в самом акте молитвы, в проговаривании слов молитвы. Только на это — на произнесение слов молитвы — и надо обращать внимание. Остальное неважно. Неважно звучание слов, неважны всевозможные естественные и сверхъестественные эффекты, которые при этом могут возникать. Важен сам факт молитвы, факи произнесения слов молитвы. На это только и надо обращать внимание. Это и называется «заключить ум в слова молитвы». Там Бог в Своем действии.

Есть более высокая ступень молитвы, когда молитва не проговаривается, но умственно мыслится, но принципиально это дела не меняет: сам акт молитвы есть действие Того, к Кому молитва обращена. Пока ум лишь вслушивается в слова молитвы (хотя бы и произносимые «про себя»), Бог действует вне ума, в словах, которые «слышит» ум. Когда ум МЫСЛИТ молитву (ведь мысль — это не то же, что и слово) — значит, благодать действует уже в самом уме. Это и есть умная молитва.

Можно задаться интересным и по-своему важным вопросом — всегда ли Бог действует в тех словах, которыми мы молимся, когда они используются вне молитвы, в иных ситуациях, в иных словосочетаниях? По-видимому, Имя Божие ВСЕГДА имеет в себе содействие Именуемого. Иначе бы не было заповеди «не произносить Имя Божие всуе». Если бы, будучи использовано мимоходом, оно ничего не значило, то это не было бы грехом. А другие слова молитвы освящаются в самой молитве, освящаются тем, что ставятся в связь с именем Божиим. Будучи употреблены вне молитвы, они ничего не значат в мистическом плане, разве что если это слова редкие, например, славянизмы, взятые из молитвенной практики. Тогда они намекают на Того, о Ком нельзя говорить всуе. А значит, их тоже нельзя использовать всуе.

Упомянув о славянизмах, скажу уж заодно несколько слов в защиту славянского языка. Мало кто знает, что это язык искусственный, созданный Кириллом специально для перевода Священного Писания. В разных славянских диалектов того времени слова имели, естественно, чуть разный смысл, чуть по-разному использовались. Можно было перевести Писание на ОДИН из диалектов, но Кирилл совершил поступок по-своему героический. Он просто поставил славянские слова во взаимно-однозначное соответствие с греческими, тем самым сознательно отказавшись от собственно ПЕРЕВОДА. Читая славянскую Библию (слушая Литургию) мы узнаем ПОДСТРОЧНИК древнегреческой Библии (Литургии). Славянские слова имеют не совсем тот смысл, что созвучные русские. Они имеют в точности тот же смысл, что соответствующие древнегреческие. Читая по-славянски достаточно много, ты постепенно вникаешь в стихию именно древнегреческого языка, на котором был написан Новый Завет (и Ветхий, в переводе 70-ти)! Собственно, Гомера, Платона и прочих следовало бы перевести именно на церковно-славянский (и это нетрудно сделать, поскольку соответствие между словами того и другого языка взаимно-однозначное!), чтобы мы могли вполне проникнуть в их мысли.

По счастью, русский язык сформировался под сильным влиянием церковно-славянского; созвучные слова того и другого языка чаще всего недалеки по смыслу (хотя бывает!). Изучить славянский нетрудно, нужно только научиться читать (а буквы-то почти те же) и побольше, побольше почитать. И вот ты уже с головой окунулся в стихию античности. А если почитать славянскую Библию, то ты имеешь наилучший в мире перевод Писания (70-ти). Лучше — только сам иврит. Но Новый-то завет изначально писался по-гречески. Так что мы, друзья, находимся в полшаге от высочайших вершин мировой культуры и… не пользуемся этим. Почему? Потому, что сознание наше манипулировано.

По этой-то причине все культурные (по-настоящему) люди читают молитвы именно по-славянски. Хотя Бог, конечно, равно понимает любой язык и даже любой бессловесный намек. Гораздо лучше, чем сам намекающий. И это страшно.

Говоря о Боге неразумно, неблагоговейно, мы все-таки говорим о Том Самом Боге, от Которого и ради Которого все смыслы. Только так получается, что мы говорим совсем не то, что думаем. Наши ошибочные мысли остаются при нас, а работают те смыслы, быть может, для нас неприметные, которые Ему угодно усмотреть в сказанном. Потому что все, что бывает (и все, что говорится), бывет Его судом и определением. Одно неосторожное слово о Боге может наложить проклятие на наших детей или на нас самих. Не поминайте Бога всуе.

Говоря о молитве словесной, я пытался (не знаю, насколько успешно) объяснить читателю, почему призывание имени Бога, простое повторение слов молитвы, даже только намек на Бога, не может не влиять на судьбу человека.

Я старался показать читателю, что, призывая имя бога, он готовится к непредсказуемому грядущему (впрочем, подавая милостыню не ради человеческого расчета, не ради страстей — тоже готовится…). Объяснить это мне, возможно, и не удалось, потому что это постигается на практике: наше сознание манипулированно, и уважаемый читатель, возможно, просто не найдет в себе сил, чтобы сосредоточить ум на моих словах. Более простой путь — это просто повторять и повторять слова молитвы. Для начала можно просто ПОВЕРИТЬ, что это действие НЕ МОЖЕТ не приносить плода. Чтобы поверить в это, достаточно просто благоговеть перед Богом. Если ты благоговеешь перед Ним, то для тебя очевидно, что Его имя что-то значит!

А дальше, приобретя опыт молитвы, человек и сам без особого труда поймет, почему молитва никогда не остается без последствий. Это просто откроется. Вначале ты убедишься, что молиться необыкновенно, необъяснимо трудно. Если ты не бросишь молитву на этом этапе, то постепенно для тебя станет очевидно, что есть сила, противодействующая молитве. Далее станет ясно, что это не простая инерция психического «материала», а именно активное сопротивление, порой маскирующееся под инерцию, а порой и не маскирующееся. Потом на конкретных примерах действия этого сопротивления ты откроешь для себя, что это — сила разумная, более умная, чем мы с тобой. И только потом ты вдруг поймешь, что это очень мощная сила, что противодействие этой силе просто невозможно без сверхъестественной помощи свыше. Тогда-то откроется, что само твое усердие к молитве было даром свыше. Что сама молитва — это дар свыше, это действие Того, Кому мы молимся. Без Его содействия мы не могли бы ничего сделать против ТАКОГО сопротивления. Тогда-то становится очевидным, опытным фактом, что сам акт молитвы — это дар свыше. Таким образом, само бесовское противодействие молитве помогает нам в самом опыте понять то, что я безуспешно пытаюсь доказать словами: как уже сказано, наказание придает вес словам. А бесовские манипуляции сознанием — это сущее наказание!

Говоря о молитве умной, я хочу указать на аналогичную закономерность, но тут уже даже и не дерзну как-то обосновывать мою мысль: это можно понять только на опыте.

Суть дела такова: Богу нельзя солгать. Обращаясь к Богу в УМНОЙ молитве, невозможно сказать неправды. Сказать-то можно что угодно, но это не будет УМНОЙ молитвой. Потому тому, кто научился молиться умом, на любой вопрос нетрудно получить ответ «да» или «нет». Надо только попытаться сформулировать вопрос в виде прошения. Там, в глубине ума, вопрос, просьба и предположение — это разные формулировки одной мысли. Неверная, не соответствующая Истине формулировка просто не хочет становиться умной молитвой. Богу нельзя сказать неправду умом. Почему? Потому что умная молитва — это действие Самого Бога в уме человека. А Бог истинен.

Молитва вообще — это действие Бога в мире. В слове, в мысли. Наконец, и в чувстве. Быть может, в молитве сердечной невозможно даже ЗАХОТЕТЬ того, что неугодно Богу. Потому что сердечная молитва — это действие Бога в сердце. Ведь если Бог вне мира, то как молиться Ему, если Сам Он не даст молитвы? Никак невозможно! Потому тот, кто в сердечной молитве пребывает, не может даже захотеть греха, не утратив сердечной молитвы. Тот, кто старается сохранить такую молитву, самым этим усилием постепенно очищает свое сердце от страстей, от всех греховных пожеланий. Но нам до этого пока что очень далеко.

Для меня Православие — это именно служение Тому, Кто за пределами всего, однако действует в мире, изменяя мир. Это моя философия Православия. И вот, я неизбежно прихожу к выводу, что невозможно ни упомянуть, ни помыслить о Боге, если не будет на то особого Божественного действия. Для меня самое упоминание о Боге — это чудо, это невозможное дело. Ведь мой Бог не вмещается в мире.

Впрочем, само-то Православие весьма многолико. Под одной церковной крышей уживаются весьма разные философские взгляды. Уживаются мирно (хотя порой и немирно), так же, как в науке спокойно трудятся рука об руку представители совершенно разных философских течений. Вспомним, к примеру, философские споры вокруг квантовой механики. «Бог не играет в кости,» — настаивал Эйнштейн, подозревая, что стохастический характер волновых уравнений — лишь следствие незавершенности теории. Он был убежден, что будущее должно быть принципиально предсказуемо. Он же, Эйнштейн, ввел в космологию лямбда-член, ввел с целью обоснования возможности вечного, стационарного мироздания. А ведь Эйнштейн верил в Бога. Просто он был представителем той философии, что

Мир на земле прочно стоит.

Сверху Господь мудро глядит.

Нужен Он нам.

С нами Он Сам.

Бог Эйнштейна был частью его мира.

А рядом с ним, создавая те же «кванты», трудились сторонники решительно вероятностного подхода к миру, сторонники принципиальной непредсказуемости будущего. С Эйнштейновским понятием о Боге, Который «мудро глядит», зная все наперед, такая философия совмещается лишь с оговорками: быть может, Бог, зная Сам все наперед, просто положил пределы человеческим возможностям предсказания будущего, и вот наука, по логике своего развития, наконец наткнулась на эти пределы. «Кванты» указывают нам на возможные исходы эксперимента и позволяют рассчитать вероятности этих исходов. Но не позволяют предсказать, что же именно произойдет. Что же именно произойдет — это вопрос Божественного изволения, ни больше, ни меньше. Для Эйнштейна такой поворот дела был неприятен: как религиозный философ, он рассматривал научное познание мира (одним из величайших представителей которого он все-таки был сам) как познание Бога, Который создал этот мир. Теория, предсказывая будущее (исход эксперимента) тем самым открывает нам тайну Божественного изволения; изучая физику мироздания, мы познаем Его предпочтения — вот мысль Эйнштейна. Идеальная физическая теория — концепция «наименьшего действия»! Функция Лагранжа — функция предпочтений Самого Создателя (используя терминологию теории игр), вот на что дерзнула классическая физика. Казалось бы, что может быть естественнее, чем идея познания художника через его творения? А по-моему, это идея в принципе ошибочна.

Невозможно познать Бога через познание Его творений, как невозможно постичь бесконечность, идя от одного числа к другому. Сотворенное в каждый данный момент завершено, замкнуто в себе — самое творение же никогда не завершается. Стохастика квантов представляется мне куда более содержательной. Конечно, Бог не играет в кости. Но тот или иной исход квантового эксперимента действительно непредсказуем — Господь дает нам тот или иной жребий по Своему непостижимому для нас предпочтению, не случайно. В этом смысле априорная вероятность (до эксперимента между нулем и единицей) и апостериорная вероятность (1 или 0 после эксперимента) дают нам две различные картины мира; если невозможна теория, позволяющая точно предсказывать апостериорную вероятность (то есть исход эксперимента), значит, квантовый эксперимент меняет не просто картину мира, но сам мир. Значит, Создатель прикасается к мирозданию весьма часто, хотя настолько легко, что только с помощью специальных приборов (хотя бы простого счетчика Гейгера) эти слабые прикосновения можно заметить. Тогда каждый радиоактивный атом распадается только по особому изволению Свыше. Если такое понимание кому-то представляется нелепым, то он, вслед за Эйнштейном, должен ожидать возникновения детерминистской, не вероятностной квантовой механики: тогда исход эксперимента должен предопределяться тем, что в мире. (Впрочем, почему не предположить, что есть законы мироздания, принципиально недоступные для человека? Но если мы верим во Христа, то должны отвергнуть такое предположение: Сам Бог стал человеком, что же может быть недоступно для человека?)

Совершенно разные философы легко уживаются под крышей одной науки, потому что основа науки — не философия. Они соглашаются в том, что с точки зрения науки является главным: что исход эксперимента все-таки можно предсказать, основываясь на известных уравнениях. А как понимать (философски истолковать) входящие в уравнения значки — это уже второй вопрос, который можно обсудить за чаем.

Подобно этому и в церковной ограде мы встречаем довольно разные философские убеждения, потому что основа религии все-таки — не философия, а некоторая практика. Произнося одни и те же слова молитвы, люди вкладывают в них чуть (а порой и весьма) разный смысл. Называя Господа Источником перемен, я выстраиваю некую философию, которая может показаться странной многим вполне православным людям, для которых, как и для Эйнштейна, важно, что

Мир на земле прочно стоит.

Сверху Господь мудро глядит.

И все-таки для меня Православие — это философия перемен. Первое слово воплотившегося Господа было слово о грядущем: «Покайтесь. Ибо приблизилось Царствие Небесное.» А слово «покаяние», которое в русском языке звучит как синоним «раскаяния», по-славянски означает «изменение ума», или, используя современные понятия, «изменение сознания». «Покайтесь» — значит «увидьте мир иным», потому что грядут перемены. То, что кажется ныне неизменным и прочным, уйдет. То, что сегодня только в зародыше, станет главным. Миру предстоят кардинальные перемены — вот смысл христианства!

Прошлый наш опыт во многом бесполезен для того будущего, которое нас ожидает. То, что нам предстоит, неожиданно для нас! И чтобы быть готовыми к грядущим переменам, необходимо уже сегодня начинать жить по законам грядущего мира. То, что вполне оправдано по современным понятиям, непростительно по понятиям грядущего. Настанет день, когда для каждого из нас это станет столь же очевидным, как очевидно сегодняшнее (на самом деле, вчерашнее). «Покайтесь» означает «увидьте мир другими глазами», увидьте сегодняшнее глазами будущего века, вот и все.

Неудача проповеди христианства на Востоке, особенно в Китае, несомненно связана с тем, что для человека восточного менталитета именно эта идея грядущих кардинальных перемен является весьма сомнительной. Для Востока перемены — это колесо, Восток привык искать в мире неподвижную точку, поиск неподвижной точки — это смысл жизни восточного мудреца. Идея Источника перемен, смещающего саму неподвижную точку — идея глубоко враждебная этому мудрецу. Она лишает смысла его жизнь. Например, даос ищет бессмертия, физического бессмертия вот в этом самом теле. Но если впереди конец света, то бессмертие в даосском смысле просто недостижимо; христианство лишает даоса необходимой экологической ниши: ему просто НЕГДЕ жить вечно, если «небо и земля прейдут». Даос может быть физиком, даже почти материалистом: недаром его задача — физическое:) выживание. Но как ему сделаться христианином? А ведь Китай был и остается по своему менталитету страной именно даосской, не буддийской и не конфуцианской, а именно даосской — встряска Культурной революции ясно показала, кто чего стоит в Китае. Кстати, величайшие достижения Китая — традиционная медицина и боевые искусства — имеют именно даосские корни; это необходимые пособия для реализации идеи телесного бессмертия. Китай — страна даосская; Китай ищет неподвижности в движении; Китаю не нужны ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ перемены. Как не нужны они, впрочем, и сытой Европе.

А нам-то, нам-то как раз нужны Перемены, на них-то и надежда!

То понимание христианства, которое я предлагаю вниманию читателя, это специфически восточное христианство, именно Православие, да притом не вся толща православной культуры, а именно тот ее аспект, который связан с исихазмом.

Мне, увлеченному именно ТАКИМ Православием, кажется, что именно способность поверить, что будущее совсем не выводится из прошлого, именно готовность принять перемены и делает человека по преимуществу христианином. Но я наблюдаю, что множество православных живет веком сегодняшним, не переставая от этого быть православными — и это заставляет меня высказываться осторожнее: я предлагаю Вашему вниманию лишь одну из философий Православия. Для кого-то в Православии важнее нравственное учение, для кого-то Православие — в первую очередь «русской земли утверждение» — я ни с тем, ни с другим не спорю. Я только указываю, что нравственность Православия — это нравственность будущего века. Я только подчеркиваю, что русская земля утверждалась именно непоколебимой верой в конечную победу добра — именно эта вера позволяла нам побеждать в таких положениях, когда любой народ давно бы пришел в отчаяние и сложил руки. Россия выживает всегда вопреки здравому смыслу, когда здравый смысл констатирует, что шансов выжить нет. Но приходят перемены — и шанс появляется — вот русский опыт перемен!

Мы называем Источник перемен нашим Господом — это значит, что нет ничего невозможного, ничто не предопределено само по себе. Все предопределяет Тот, Кому все подвластно. А значит, не бывает безнадежных положений. Из того, что ныне все плохо и нет никаких перспектив, невозможно заключить, что и завтра будет все плохо и бесперспективно. Будущее не выводится из прошлого.

Ясно, что такая философия возбуждает ненависть воздушных князей века сего.

Что день грядущий нам готовит?

Без сомнения, вопрос о будущем, тайна будущего — это тайна тайн и загадка всех загадок. Если глядеть в корень, то любое знание — это знание о прошлом, и оно полезно или бесполезно в той мере, в какой позволяет нам хотя бы в какой-то мере предвидеть будущее. История, сознает она это или нет, стремится стать наукой о будущем. В сущности, всякая наука является наукой в той мере, в которой позволяет предсказывать то, что еще не произошло.

Но еще важнее для нас возможность влиять на будущее. Заметим особо — это очень важная мысль! — что ЗНАТЬ будущее и иметь возможность ПОВЛИЯТЬ на будущее — это вещи во многом противоположные и почти несовместимые.

Остановим на этом внимание ума.

Если я имею свободу воли, и имею возможность повлиять на будущее, то я уже НЕ МОГУ ЗНАТЬ, что же именно будет — ведь будущее зависит от того, как именно я буду на него влиять. Если же я ЗНАЮ, что будет, то я, по самому смыслу понятия, уже НЕ МОГУ ПОВЛИЯТЬ на это. Совместить одно и другое можно только в одном случае: если я ЗНАЮ, что все будет именно так, как я хочу: в этом случае я, даже имея возможность изменить течение событий, стану ВЛИЯТЬ на них именно в том направлении, в каком надо.

Только СОГЛАСИЕ с грядущим позволяет совместить свободу и знание. Вне этого согласия приходится выбирать: либо сила (возможность влиять на будущее), либо знание (будущего)!

Тут разрешение одного из многочисленных парадоксов Богословия. Парадоксальность Богословия — одна из важных причин массового невежества в Богословии. Подавляющее большинство верующих плохо разбираются в Богословии именно потому, что не знают, как разрешаются эти парадоксы. Подавляющее большинство неверующих не веруют именно потому, что уверены, будто у этих парадоксов нет решения.

А решение есть. Например, популярный парадокс: «Может ли Бог создать камень, который не смог бы поднять,» — разрешается просто и однозначно: может, но не хочет. Потому что это означало бы ограничить Свое всемогущество. Но — слава Богу! — Ему угодно быть всемогущим. Потому-то ВСЕ ВОЗМОЖНО, и это источник нашего оптимизма. Бог может АБСОЛЮТНО ВСЕ. Но хочет не все, а именно то, что и будет.

Но тут возникает новый парадокс. Мы верим, что Бог всемогущ и всеведущ. Но как совместить одно с другим? Если Бог знает, что будет, то может ли Он сделать, чтобы было иначе? Если нет, то где всемогущество? Если да, то верно ли знание? Этот парадокс, как и прочие, тоже решается просто. Ответ заключается в том, что все будет именно так, как Он хочет. Он МОЖЕТ устроить иначе, но не хочет, чтобы было иначе.

Но тогда возникает следующий парадокс, уже не умозрительный, а практический, задевающий самую сердцевину христианской жизни. Если Бог знает все наперед и хочет, чтобы все было именно так, а не иначе, то какой смысл молиться Богу? Если Бог знает, что будет, и если будет именно то, что Он хочет, то что может изменить наша молитва к Богу?

С первого взгляда этот вопрос кажется просто неразрешимым. Мне кажется, подавляющее большинство верующих в Бога, но немолящихся людей не молятся Богу именно потому, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верят в Его всеведение. «Бог и без меня знает, что должно быть; кто я такой и что значит мой голос, чтобы мне молиться Ему?» — кто-то так думает, а кто-то просто чувствует. По этой же причине многие молящиеся люди склонны в некоторой степени ограничивать в своем воображении Божественное предведение. То есть вроде бы он по молитве как бы изменяет свое решение. Как бы меняется от моей молитвы. А это уже уклонение от Православия.

Вот парадокс: тот, кто мыслит о Боге подобающим Его величию образом, тот не молится или по крайней мере испытывает проблемы, пытаясь молиться. А молящиеся люди сплошь и рядом допускают искажение понятия о Боге, то есть молятся не тому богу. Конечно, только в воображении. На самом-то деле их молитвы принимает Тот Самый Бог. Но молитвы эти могут иметь иной, неожиданный для молящихся смысл! Здесь есть о чем подумать, ведь именно Церковь, говорящая нам о всемогущем и всеведущем Боге, называет молитву основным делом веры. А вера без дел мертва. Без молитвы вера мертва. Потому-то обязательно надо разобраться: как же молиться, какой смысл обращаться к Тому, Кто знает все наперед?

Тут парадокс не столько мыслительный, сколько практический, жизненный. Не разрешив его для себя, невозможно быть в полном смысле православным.

Разрешение этого парадокса в том, что сама наша молитва к Богу является проявлением Его действия в мире. Это основная мысль моей заметки о переменах. Ради этого я и сел за монитор. Сам Бог не меняется, но ОН изменяет мир, причем Он изменяет мир даже НЕ ВСЛЕДСТВИЕ нашей молитвы; а САМОЙ МОЛИТВОЙ, даруя нам эту молитву. Если бы Господь оставил мир развиваться по внутренним законам самого мира, то никто не смог бы молиться Богу. Молитва представляется нам нашим собственным действием, находящимся в нашей власти. Но в действительности молитва к Тому Самому Богу не может не быть ДАРОМ Того Самого Бога.

«Чего ни попросите в молитве, веруйте, что получите — и будет Вам,» — говорит Господь. Поверь — и получишь! А какие основания для такой веры? А вот основание — самый факт моей молитвы. Если бы Богу не угодно было даровать мне то, о чем я прошу, то я не смог бы и просить. Если же Ты дал мне молитву, это значит, что Ты хочешь и дать мне просимое.

Простота такой веры и есть Православие.

Молитва является симптомом перемен. Не причиной перемен, а их симптомом.

Молитва вторгается в мир извне. Всякий молящийся есть агент грядущего.

Выражаясь изысканно, молитва — это даже не метод повлиять не будущее, а следствие влияния будущего на прошлое. Молитва — первая ласточка перемен.

Это очень просто. Господь дает нам в руки (вкладывает в уста) власть, ничем не ограниченную. В это трудно поверить, но это так!

Дело тут в том, что при этом Он вовсе не выпускает власти из Своих рук. «Просите, и дастся Вам,» — говорит Он. Но если Ему не угодно дать просимое, то мы просто не сможем просить: молитва — это Его дар. Вот и все! Просто и эффективно.

Все это было бы предельно прагматично, даже утилитарно — а когда Господь говорит: «Просите, и дастся вам,» — трудно придумать рекомендацию более простую и полезную для жизни! — но именно потому, что молитва есть действие благодати, она становится делом трудным, порой почти невыносимым.

По большей части вначале все упирается в маловерие. Чаще всего маловерие отсекает самую возможность молитвы — человек не будет даже пробовать.

Но в тех случаях, когда человек решается помолиться Богу по какому-либо поводу, он испытывает как бы в ответ на свою молитву нашествие разнообразных сомнений. А это значит, что и исполнение просимого становится сомнительным. Господь не сказал: «Попросите, и дастся вам», Он сказал «Просите, и дастся вам». Действительно, достаточно попросить однажды, и непременно получишь просимое, но только если не усомнишься!

Если же сомневаешься, то для получения просимого надо вновь и вновь повторять прошение до тех пор, пока сомнения не исчезнут. А сомнения рано или поздно исчезнут действием самой молитвы — ведь если бы Господу не угодно было дать просимое, Он не дал бы тебе и молитву! А раз ты не перестаешь просить, значит, Господу угодно прошение.

Если сомнения вернутся, нужно снова и снова просить, пока они снова не исчезнут — так можно получить что угодно. Основанием для такой уверенности является сама молитва: если Господу не угодно подать просимое, то сомнения в конце концов заставят человека оставить молитву. Если же ты продолжаешь просить, то можно быть уверенным, что благодать действует: если бы Господь не дал тебе благодать, ты не смог бы молиться. Не переставай просить, и непременно получишь просимое, ЧЕГО БЫ ТЫ НИ ПРОСИЛ!

Вот что мы имеем.

Собственно, это и есть главное из того, что нужно знать о грядущих переменах. Будет то, что мы будем просить у Бога — если мы только будем неотступны в прошении. Будущее не выводится из прошлого — оно в наших руках, если только мы не отступаем от Господа. Нет ничего невозможного. Нет ничего непоправимого.

Однако полезно знать динамику молитвы — что происходит с человеком, который начинает просить. Вообще говоря, это дело непредсказуемое. Ведь молитва — это действие Источника перемен. Тут все возможно, все произвольно. Вступая на путь молитвы, надо приготовиться к многообразным неожиданностям. Это главное.

Но к этому дело не сводится. Дело еще в том, что молитва натыкается на некоторые препятствия, препятствия не от Бога происходящие (хотя и не без Его соизволения). Действие молитвы в человеке, хотя и представляется нам действием человеческим, но на самом деле это не столько человеческое действие, сколько Божественное действие в человеке. Будучи действием Бога в человеке, существе слабом и страстном, молитва встречает препятствия со стороны дьявола, извечного богоборца. (Молитва человека, чистого сердцем, свободного от страстей, — это действие сильное, несокрушимое. Дьявол бежит от такой молитвы. Такая молитва действительно творит чудеса!) Увы, наша молитва, как драгоценное вино в худом сосуде, подвержена действию разнообразных перемен, перемен в низком смысле этого слова. Говоря кратко, действия дьявола направлены к тому, чтобы молитву прекратить, а при невозможности прекратить — по возможности ослабить.

И это дьявольское действие, конечно, намеренно допускается Богом — впрочем, допускается лишь в известной степени! — для того, чтобы обезопасить нас от нас же самих. Если бы ничто не мешало нам, страстным существам, молиться, то чего бы мы не натворили!? Нам, молящимся, дано в руки оружие или орудие, не имеющее никаких пределов и правил действия. Дано всемогущество. «Чего ни попросите в молитве, веруйте, что примете, и будет вам,» — говорит Господь. Чего ни попросите!.. Сколько перьев стерто писателями, воображавшими, что натворит страстный человек, если дать ему в руки всемогущество.

Потому дьявол, этот умный, мысленный волк, восставая между нами и Богом, восставая против нашей молитвы, выполняет необходимую, хотя и грязную работу «санитара леса».

Его цель состоит в том, чтобы не допустить нашего приобщения Божественной жизни. Говорят, что тут причина в том, что история мира завершится тогда, когда достаточное число людей достигнут Богопознания, от которого отпал сатана, бывший некогда ангелом, с теми ангелами, которые последовали за ним. Тогда наступят страшные для сил тьмы перемены, о которых им не хочется и думать. Таким образом, препятствуя нам приблизиться к Богу, отпавшие от Бога ангелы решают неразрешимую, но печально необходимую задачу собственного «выживания». Это в известной мере понятно нам, смертным — мы заведомо умрем, но от этого не перестаем бороться за жизнь.

Итак, демон мешает нам молиться, преследуя собственные цели, однако реально выполняет при этом иную задачу, ради которой он и оставлен Богом до поры до времени.

Здесь все связано.

Мешая молитве страстного, а в своей страстности и небезопасного молитвенника, сатана опирается в этой грязной работе на те страсти, которые сам же и возрастил в душе человека хлопотливым повседневным трудом, всевая в ум плевелы своих помыслов.

Если страстей нет — человек уже не хочет ничего плохого, совсем не хочет. Тогда он и не встречает препятствий в молитве! А пока в нас живут грязные страсти, хотя бы лишь подсознательные, нам нелегко молиться Богу, потому что дьявол имеет против нас оружие в нашей собственной душе.

По большому счету, почему вообще демоны враждуют с людьми? (Хотя частенько притворяются друзьями.) Именно потому, что любой человек, даже самый закоренелый сатанист, потенциально МОЖЕТ начать молиться. Может стать агентом ненавистных для них перемен. Потому-то наилучший (с их точки зрения) вариант действия дьявольского в отношении любого человека — убить. «Человекоубийцей искони» назвал его вочеловечившийся Бог.

Казалось бы, какое дело бесплотным, весьма могущественным существам, князьям мира сего, до ничтожных червяков, каких-то там людей? Что заставляет их принимать такое активное участи в жизни человечества? Что является тут камнем преткновения? Дьявол производит всю эту колоссальную работу с каждым персонально и с целыми народами в целом, решая, по большому счету, ровно одну задачу. Он манипулирует нашим сознанием с целью воспрепятствовать молитве, сделать призывание Бога невозможным. Потому что, призывая Имя Божие, мы приближаем конец мира сего.

И вот эти-то манипуляции, демонское противодействие молитве, имеют некоторые общие закономерности, о которых имеет смысл сказать хотя бы вкратце.

Молитва по-настоящему начинается со слова. Хотя каждый из нас способен молиться умом, без слов или почти без слов, напрямую обращая свою мысль к Богу, но это бывает в редких случаях, как правило в серьезной опасности. И бывает такая молитва крайне неустойчивой и, как правило, непродолжительной. Бес легко уводит ум в сторону от молитвы, отвлекая нас помыслами. Молитва кончается прежде, чем достигает своей цели.

Несмотря на то, что молитва непосредственная, неформальная очень привлекательна для верующего, на практике более продуктивной оказывается молитва словесная.

Почему?

Многократное повторение одного и того же краткого прошения — это действие, от которого человека не так просто отвлечь, как от тонкой внутренней молитвы. Потому-то дьявол в известном смысле боится молитвы словесной гораздо больше, чем умной.

Конечно, крайне опасна для врага умная молитва человека, который способен молиться, не отвлекаясь на приходящие помыслы, по десять-двадцать минут и более. Наша непродолжительная умная молитва тоже неприятна для врага, но гораздо хуже для него упорное многочасовое призывание Имени Господня. Оружие простое, и в своей простоте неудоборазрушимое. Потому сопротивление молитве начинается с того, что в нас всеваются помыслы против такого повторения одних и тех же слов. Это действие представляется в самом черном свете, а последствия от него обещаются еще хуже! Отупеешь! Свихнешься! В чертей поверишь!

Большинство людей никогда за это и не возьмутся. А между тем, если бы хоть один россиянин взял на себя труд на протяжении многих дней просто непрестанно повторять «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, спаси Россию,» — пользы он принес бы больше, чем миллион обычных патриотов. Даже если эта молитва будет не слишком внимательной, она сделает свое дело, по слову Господа: «Просите, и дастся вам. Стучите, и вам отворят.»

Демон, ненавистник молитвы, прекрасно сознает огромную эффективность молитвенного усердия, даже если усердствует человек совсем неискусный. Поэтому все свое искусство враг обращает на то, чтобы не допустить этого действия. Прежде всего, внушая его бесполезность. Да кто ты такой, чтобы молиться за Россию? Что ты возомнил о себе?! Что значит твоя молитва? ни-че-гошеньки!

И это неправда. Моя-то молитва ничего не значит. Если она — моя. Но молитва — это не мое, а только кажется мне моим. Всякий молящийся молится только потому, что на это есть особое благодатное изволение свыше. Иначе он занялся бы чем-то другим. Чего дьявол и добивается, внушая мне, что молитва — моя.

Многие православные время от времени произносят молитвы за Россию, но отрывочные молитвы не столь эффективны, потому что истинная цель словесной молитвы — это собирание ума. Словесная молитва, даже и невнимательная, если она достаточно долго продолжается, постепенно уничтожает рассеянность нашего ума. Освобождаемый от рассеяния ум способен молиться внимательно на протяжении более долгого времени, а внимательная молитва гораздо эффективнее рассеянной. Там благодать действует на ум извне, в слове, здесь начинает действовать в самом уме. Чтобы не допустить такого явления, враг усиливается всеми доступными ему способами прервать молитвенный труд, не допустить или максимально оттянуть его возобновление.

Например, человек, взявший на себя труд молиться о спасении России, может серьезно увлечься другими проблемами. Постепенно собственно задача спасения России покажется ему не столь важной для него лично, чтобы тратить на это столько сил. У него может появиться необъяснимая уверенность, что социально-политическая катастрофа ему лично ничем не грозит, и эта уверенность вполне может помочь ему действительно выйти сухим из воды.

«По вере вашей будет вам,» — это относится не только к молитве. Независимо от природы веры, от ее источника, вера действительно творит чудеса, чему много свидетельств в жизни. «Смелого пуля боится, смелого штык не берет,» — эта мудрость суворовского времени основана на практике, как и то, что «труса пуля найдет.» Только здесь нужно точнее определить природу явления. Не то, чтобы наша трусость или смелость влияли на поведение пули! Но по какой-либо причине явившаяся в человеке вера в то, что его «пуля боится», является одной из причин храбрости в бою. Эта же вера, как ни странно, действительно снижает вероятность попадания. Странно, но факт. А может, и не странно. Соответственно, противоположная уверенность, что «пуля найдет», является причиной робости, вместе с тем понижая выживаемость человека.

На этом эффекте, на действии веры, по большому счету и основаны все эффекты, почитающиеся обыкновенно сверхъестественными. Магия — это искусство поверить по заказу, в этом же цель — в достижении веры, что сбудется просимое! — всех магических ритуалов. Настоящий механизм магической веры — это некоторая сознательная или неосознаваемая сделка с дьяволом, который перестает колебать веру человека помыслами сомнения.

К подобному парадоксальному эффекту может привести и молитва за Россию. Дьявол прекращает волновать ум человека тревожными мыслями о грядущем — в обмен на прекращение молитвы. Надо, впрочем, сознавать, что бес вероломен и выполняет свои обещания только до тех пор, пока считает нужным. Уверенность в своей безопасности, имеющая описанную природу, может вдруг оставить человека в самый критический момент, когда она больше всего нужна. Наконец, для прекращения молитвы о спасении России, дьявол может помочь устроить человеку выезд за рубеж и т. п. Ему на самом деле глубоко безразлична судьба России, падет там она или встанет; главное — это прекратить призывание Имени Господня.

Если человек одолел все эти искушения и пребыл в молитве словесной, он обретает способность к молитве умной. Ум, укрепленный благодатью Имени Божия, становится необыкновенно цепким и внимательным; таким умом не так просто манипулировать. Но наш противник гораздо сильнее нас самих. Он боится только Бога и ни перед чем не останавливается, чтобы отвлечь ум от молитвы.

Укрепленный ум человека обнаруживает, что у него появились новые, невиданные прежде возможности. Человек может обрести способность ясновидения или начинает видеть чужие помыслы. Человек может вдруг стать целителем или научится беседовать с духами. Внезапно прекрасно овладеет каким-либо восточным единоборством или даже создаст собственный стиль. Начнет уверенно и крайне убедительно толковать Священное Писание или обнаружит у себя дар пророчества, и еще что-нибудь. Каждому дьявол предлагает нечто в соответствии с его личными склонностями и страстьми, так что человеку становится не до молитвы.

При этом привычка к словесной молитве может остаться, но к молитве осознанно рассеянной. Человек не считает молитву необходимой для своего ума, оставив ее как внешнее упражнение, препятствующее дьяволу приводить ум в рассеянность. Внимание же ума направляется не на молитву, а на те или иные вновь открывшиеся возможности. Такой человек становится в ряд мистиков, прославившихся вне Православия. Он может стать и просто знаменитостью, того или иного рода авторитетом, может достичь известного успеха и в Церкви, потому что обычному верующему очень трудно отличить подлинную святость от подобной мистической одаренности.

Если же человек, пренебрегши демонскими дарами, использовал открывшуюся внимательность ума на молитву, если пребыл в молитве умной, то в ответ на внимательную работу ума у него начинает согреваться сердце. На этом этапе молитва становится искренней, она называется уже сердечной.

Нам трудно понять, что такое настоящая искренность. Во всяком случае, она невозможна для рассеянного ума. Наш ум переходит от одной мысли к другой, побуждая сердце к множеству разнообразных и противоречивых движений. Даже мать, потерявшая ребенка, при всем свом горе то и дело невольно отвлекается на посторонние мысли. А это, как ни печально, верный симптом неискренности.

Ум, полностью собранный в молитве, постепенно пробуждает в сердце по-настоящему искреннее молитвенное чувство, цельное и чуждое противоречий. К сожалению, человек обнаруживает тут, что многие чувства, казавшиеся ему до сих пор глубокими и искренними, есть только рябь на поверхности его сердца. Он может с болью открыть для себя, что на самом деле вовсе не любит Россию. И другие болезненные открытия готовит нам наше собственное сердце. Тогда молитва неизбежно изменяет направление, она становится молитвой покаяния, плачем о себе самом.

На самом деле настоящая сердечная молитва только и может быть молитвой покаяния. Углубившись в сердцевину души, человек обнаруживает именно там, в своем собственном сердце, главного врага! Главного врага и России, и каждого человека на земле, и своего собственного врага.

Тут надо иметь в виду, что молитвенный труд наш — это одно. А исполнение молитвы — это другое. Господь может исполнить молитву любого человека тотчас. И нередко исполняет молитву гораздо раньше, чем человек зайдет в своем труде так далеко, как только что описано. Иначе Господь не сказал бы так просто: «Просите, и дастся вам!» А так и сказал бы: молись словом, потом умом, потом сердцем, и вот тогда-то получишь просимое. К счастью, это не так! Нередко прошение исполняется довольно скоро, раньше, чем человек думает.

Еще чаще бывает так, что дьявол в той или иной мере старается сам удовлетворить потребность человека, чтобы уничтожить причину данной молитвы. На, ешь, мол, только заткнись.

Усердная молитва за Россию даже одного-единственного человека может привести на время к заметному ослаблению демонического действия на страну в целом только для того, чтобы успокоить этого ненавистного молитвенника и внушить ему горделивую мысль, будто он умолил Бога за Россию. Настоящая цель здесь все та же — отвести от молитвы. А с Россией, дескать, успеется, никуда она не убежит. Это надо иметь в виду всякому, кто ищет увидеть скорые результаты своей молитвы. СКОРЫЕ результаты бывают, но чаще они носят не благодатный характер, а наоборот.

А Господь желает дать человеку именно покаяние, именно подлинное самопознание, называемое у Святых смирением. В нем-то, в покаянии, и заключается истинная цель молитвы, и всякая молитва, о чем бы человек ни просил, на самом деле ведет его к подлинному самопознанию, к углублению в сердце. Молясь молитвой покаянной, молитвой умно-сердечной, человек постепенно достигает очищения сердца, согласования своей воли с волей Божественной.

И только человек, достигший чистоты сердца, молясь, НЕПРЕМЕННО вскоре получает от Бога ответ на свою молитву. Такой человек не оставляет молитву, не получив ответа. Ответа полностью удовлетворительного, не оставляющего места для сомнений. Такой человек действительно может умолить Бога за Россию. Может статься, что в ответ на молитву откроется ему, что ТАК ЛУЧШЕ. Но и тогда он может продолжать молитвенный труд, прося хоть какого-то снисхождения, потому что для Бога нет правил.

И вот такая-то молитва дороже для России, чем все подвиги героев и бессонные ночи Достоевского. Потому что и Достоевского, и героев Бог подарил России ВСЛЕДСТВИЕ вот таких молитв. Или, лучше сказать, ПОСРЕДСТВОМ.

Наша страна имеет необыкновенную историю. Мы не раз, и не два выживали, и вставали на ноги тогда, когда, по здравому рассуждению, не оставалось никаких шансов. И причиной этой необыкновенной истории является Имя Божие, никогда не перестававшее звучать на наших просторах.

Главный успех дьявола за последние века — это то, что ему удалось убедить подавляющее большинство русских, даже и верующих, в бесполезности их молитв. Мол, это дело святых, а не ваше дело. Но молитва любого человека, даже отъявленного злодея (если такое бывает), есть дар Божий всему человечеству. А дар Божий не бывает бесполезным. Он всегда страшен, можно сказать, вреден для бесов, вернее, для их бесовских целей. И святости человек достигает только через молитву, а без молитвы святости не бывает.

Убедить читателя молиться — главная цель данного эссе. А благо России — это общая цель у меня и у любого нормального русскоязычного читателя. Потому естественный пример молитвы здесь — это молитва за Россию.

Конечно, можно просить о чем угодно — это принципиально дела не меняет. Если прошение неугодно Богу, то долго не продержишься, вот и вся разница.

Особняком стоит молитва покаянная. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго,» — это прошение, на которое рано или поздно откликается человеческое сердце. Любые другие прошения постепенно отпадают на молитвенном пути по мере того, как человек начинает осознавать, какие чудовища гнездятся в его собственном сердце. Любая молитва ведет человека не куда-нибудь, а именно к покаянию, потому-то неугодные Богу молитвы долго не держатся.

Молиться можно о чем угодно, и молитвы нередко исполняются гораздо раньше, чем дело дойдет до покаяния. Но молиться молитвой покаянной — это мудрость. Это движение по кратчайшему пути. С нее-то лучше и начинать. Человек, который приступает к молитве не с целью покаяния, либо оставит молитву (например, получив просимое), либо рано или поздно перейдет-таки к покаянию.

В сущности, именно покаяние является целью и смыслом всех наших молитв, а все остальное — даже получение просимого! — есть побочный эффект молитвы. Это надо понимать.

Некающийся человек в молитве не понимает смысла происходящего, и это одна из причин, почему люди оставляют молитву, так и не осознав, что с ними было. Нередко вывод о бесполезности молитвы делают как раз тогда, когда молитва начинает приносить ощутимые плоды. Чтобы этого хорошо осознать, нелишне повториться: настоящий, законный плод словесной молитвы — усиление ума, когда ум обретает способность к молитве умной. Настоящий плод умной молитвы — молитва сердечная. Молитва сердечная приводит к бесстрастию.

Другие методы к бесстрастию не приводят. На Востоке с помощью медитации достигают почти-бесстрастия, когда все страсти уступают место утонченной гордости, «Я». Гордость преодолевается только молитвой к Другому. Это и есть цель молитвы. Все остальные результаты молитвы — побочные эффекты, хотя некающийся человек как раз побочные эффекты принимает за цель молитвы. Тут главная и единственная опасность молитвенного дела — что человек уклонится с молитвенного пути, оставит молитву, не обретет спасения, удовлетворившись какой-либо подачкой врага. Уклонится, увлекшись открывшимися возможностями. Говоря о молитве, нельзя об этом не сказать.

А после всего сказанного должно стать очевидным, почему молящегося человека не прельщает избирательная урна. Просто потому, что у него есть куда более сильное и эффективное средство повлиять на историю своей страны! Потому-то в стане убежденных сторонников демократии трудно встретить молящихся людей. Потому-то молящегося человека не пугает монархия: ведь Царь в руках Божиих, как захочет Бог, так и будет. Судьбы всех людей, и простых, и царей, зависят от Бога, действующего в нашей молитве.

Но есть и другая сторона дела! Не политическая (монархизм), а экономическая (социализм).

Социалистическое общество, если только оно не является убежденно богоборческим, по своему духу гораздо ближе к Православию, чем общество Западного типа. Что более сродно христианству — рынок или семья? Общество-рынок или общество-семья? Интересно, что метафору семьи охотно использует Кара-Мурза, вообще-то считающий себя сторонником демократии, хотя и социалистической.

А что за семья без Отца?

Социалистическое общество, как показывает опыт истории, оказывается весьма эффективным в случае войны. В серьезных испытаниях и западные страны вынуждены бывают идти на меры социалистического характера.

Зато без врага социалистическое общество как будто хиреет. Нельзя не заметить связи между крушением социализма и предшествовавшим ему мирным, благополучным сорокалетием послевоевоенного социализма. Кара-Мурза замечает эту связь и ставит хороший вопрос, не находя ответа.

Но как верно и точно понимает он природу происшедшего!

Скучно стало советским людям в сытой, мирной и благополучной стране. Захотелось им поразвлечься. Вот и развалили страну. Ужасно, но это факт.

Есть такой грех? Есть. Как избежать повторения этого в будущем?

Надо понять, что именно тем, что капитализм заставляет человека, даже богача, ежедневно бороться за выживание, он удовлетворяет какую-то фундаментальную потребность человека. В этом — одна из причин устойчивости современного, достаточно абсурдного вообще-то положения. Нынешняя тяжелая ситуация чем-то нас глубоко развлекает; при всем нашем ворчании мы втайне довольны, увлечены азартной игрой. Ну, давайте признаемся себе.

Это так, и это признак крайне тяжелой духовной болезни современного человека как на Западе, так и в России. Человеку цивилизации не хватает крови, пота, мук! Ужасно? Но факт.

С точки зрения, скажем, психоанализа, дело тут в подлой природе человека, в его бессознательном влечении к «танатосу», смерти. Бесполезно искать счастья человеческого, человек сам является неустранимой причиной своего несчастья. Но это их точка зрения.

А как с нашей точки зрения?

Если кратко определить природу этой болезни, ДЕЛО В ТОМ, что люди потеряли из виду своего настоящего врага.

А настоящий наш враг — дьявол, главный манипулятор человеческим сознанием.

Если глядеть в корень, социалистическое общество может быть духовно здоровым ТОЛЬКО если это будет общество глубоко религиозное.

Братство предполагает чужака. Дружба предполагает общего врага. Социальные психологи (наиболее глубоко копающие) говорят, что в основе социальной психологии лежит именно идея общего врага. Дело тут в том, что любовь вообще-то несвойственна падшему человеку. Ну, еще понятна любовь к детям, к супругу(-е). Но мужской, скажем, коллектив, прямо-таки нуждается в опасности. Надо полезть в горы, надо выйти в море (лучше под парусом), надо полежать в одном окопе, чтобы мужская дружба по-настящему состоялась. Соратничество происходит от слова «рать».

Только человеческое общество, основанное на общей вражде к дьяволу, может быть прочным и одновременно чуждым человеконенавистничества. Наш социализм утратил некий глубочайший смысл своего существования, когда нас убедили, что за «железным занавесом» живут наши друзья. А зачем тогда страна? зачем держава? армия? И пошла потеха.

А настоящая духовная основа социалистического общества, братства, семьи (что предполагает Отца) — это общая война против дьявола, стремящегося такое общество разрушить, разрушить, используя силы членов этого общества. Его оружие — манипуляция сознанием, противопоставление одних людей другим, насаждение взаимной ненависти, а также и ксенофобии, ненависти к иным сообществам людей, к другим странам. Это тоже из арсенала врага. Натравливать людей друг на друга — вообще один из наиболее эффективных способов борьбы с родом человеческим.

Это, впрочем, не означает пацифизма, отказа от применения силы. Просто силу надо применять без злобы.

В основе православного искусства войны лежит странная, дикая для непосвященного человека вещь — молитва за врагов. Эта заповедь Христа является одной из труднейших как для понимания, так и для практического исполнения.

Тут надо детально разобраться.

Господь заповедует нам делать добро тем, кто нас ненавидит. О тех, кто не просто ненавидит, а злословит нас, Господь не говорит помогать им, а заповедует благословлять их, то есть говорить о них доброжелательно. А вот о тех, кто на деле причиняет нам зло, заповедь говорит только одно: «молитесь за них». И это исполнено глубочайшего смысла.

Дело тут в том, что настоящим нашим врагом является именно дьявол, общий враг всех людей. Те или иные люди, причиняющие нам зло, являются только инструментом в его руках. Они прежде всего обмануты, ими манипулирует тот, кто в конечном счете ищет их гибели так же, как и нашей. Молясь за этих людей, мы реально затрудняем манипулирование их сознанием. Но они, выступая орудиями врага, в немалой степени опираются на его содействие, как минимум психологическое. Применяя молитву за наших врагов, мы обессиливаем их, лишая их мистической помощи князя тьмы.

Прежде всего, психологически обессиливаем. Немалый грех — причинить зло человеку, который за тебя молится. А за грехом следует возмездие судьбы. Молясь за врагов, мы просим Господа удержать их от этого греха, не дать им причинить нам зло. В крайнем пределе — мы просим Господа об их исправлении.

Дьявол весьма боится молитвы за врагов и всячески удерживает человека от такого способа действия. Он внушает нам, будто мы ослабляем сами себя, молясь за наших врагов, будто бы увеличиваем вероятность их победы. Но ведь мы не молимся о победе наших врагов, а молимся, чтобы Господь помиловал их, то есть помешал им делать злые дела, за которыми неизбежно следует Божественное возмездие. Молясь за наших врагов, мы приближаем нашу победу.

На самом деле, как подсказывает опыт, молитва за врагов — это страшное, просто ужасное оружие! не имеющее равных себе по эффективности. Молясь за наших врагов, исполняя заповедь Христа, мы делаем их в Его глазах врагами самим себе, обреченными, даже в случае их успеха, на скорое закланье. Но мы-то молимся не об их заклании, не о мести, а наоборот, о том, чтобы Господь помиловал их, не дал им никакого успеха в их вредной для них же самих деятельности! Молясь о мести, молящийся усугубляет свое поражение. Молясь о помиловании врага, приближает свою победу. Таково действие молитвы за врагов.

Поистине сильное, Божественное оружие! Против этого бессильны любые проклятия, любое колдовство. Молитва за колдуна разрушает любые чары.

Молясь за врага, одновременно можно по мере сил бороться против него делом; если наше дело правое, то, борясь с врагом, мы тем самым помогаем ему избежать возмездия в вечности. По большому счету, действуем в его же интересах.

Тут нет неискренности или цинизма. Нужно много сил потратить на молитву за врага, чтобы иметь моральное право убить его.

Молитва делает ситуацию непредсказуемой. Она является ласточкой перемен. В 99 случаях из 100 усердная и длительная молитва за врага приведет к ослаблению или устранению вражды; по крайней мере ослабит врага настолько, что не будет необходимости убивать того, на кого потрачено столько душевных сил. Но в единственном оставшемся случае, когда несмотря на все молитвы Господь все-таки предаст врага в твои руки, твои удар будет ударом судьбы.

Но неправому делу молитва, конечно, только помешает. Нежелание молиться за врага является одним из симптомов неправоты нашего дела. Но молитва все может исправить. Во всяком случае, лучше молиться, сражаясь, чем сражаться, не молясь.

И, конечно, если не сражаешься, остается только молиться. Молитва за человека-врага в любом случае полезна для нас и губительна для наших подлинных врагов — бесов.

Единственное, что наши враги могут ему противопоставить ему — это самим начать молиться за нас. Но тогда зачем нам вообще ссориться?

Конечно, молиться за ненавистного врага можно только словом. Чувства, да и мысли говорят противоположное. Потому-то те люди, которые отрицают эффективность СЛОВЕСНОЙ молитвы, никогда на деле не могут исполнить заповедь Христа о любви ко врагам. А словесная молитва за врага, если проявить упорство, постепенно успокаивает мысль, умиряет чувства. Но суворовскому солдату мирное сердце и любовь к врагам не мешала применять штык. Зато помогала щадить пленного, порой делясь с ним последним куском хлеба.

Эти вещи трудно понять, рассуждая о них теоретически. Тут нужна практика, практика молитвы. Молитва действительно сильно меняет человека, открывает иное виденье мира. И штык, и последний кусок хлеба. В одном, неразорванном сознании, основа которого — непредсказуемость грядущего. Что на самом-то деле все в руках Божиих. Как Он захочет, так и будет. Никто не смеет предсказывать. Это и есть неманипулируемое сознание.

Оно возможно только в молитве и теряется, когда оставляешь молитву. Потому надобно привыкать молиться даже в сражении, молиться за врага, сражаясь с ним. Это позволяет сохранять мир, даже убивая.

Социализм, будучи задуман как строй человеколюбия, нередко показывал звериный оскал именно потому, что не имел этой религиозной основы.

Немного помечтаем.

Православие, самодержавие, социализм. Здесь все взаимосвязано. Одно венчает другое, укрепляя его и придавая ему смысл. Социализм нуждается в самодержавии, и наоборот. Самодержавие нуждается в Православии. Для Православия привычно самодержавие, да и социализм, как экономический строй, симпатичен, если только снять с него кожуру «социал-демократии» и искаженный оскал воинствующего атеизма. В этой схеме не находится место только для либерал-демократии, но у этой особы довольно места на Западе.

Идея борьбы против общего врага всего человечества, несмотря на ее кажущуюся простоту, почти рекламную примитивность, на самом деле очень-очень глубока. Здесь есть смысловые глубины, в которых утонет любая западная, да и восточная философия. Как основа русского общественного бытия, она не найдет себе равных.

Но единственный реальный способ борьбы против дьявола — это терпеливое призывание Бога. Потому что враг наш потрясающе умен и обращает против нас любое наше оружие. Но с Богом шутить невозможно. Бог сам обращает на его главу все его хитрости. Все, что требуется от нас — это предаться в волю Творца, УПОРНО МОЛЯСЬ и не предаваясь отчаянию. Тогда с Россией все будет хорошо.

Источник

Многоуважаемый господин Усов!

Должен сказать, что весьма благодарен Вам за оказанное внимание: Вы не только прочли мою заметку о климате, но весьма придирчиво изучили ее и удосужились написать подробный ответ. Все это понуждает меня внимательнее отнестись к теме и постараться вновь вернуться к диалогу с Вами. Простите, что я промолчал в ответ на то Ваше высказывание на ⌠Русской идее■: мне показалось, что за меня вполне удовлетворительно ответил Евгений Самойлов, и я дожидался Вашей реакции на его ответ.

Должен признаться, вопрос о России является для меня все-таки далеко не первостепенным. Как Вы знаете, я ≈ человек верующий, я стараюсь в жизни уповать на Того, Кто знает и нас с Вами, и будущее России куда лучше, чем мы с Вами и кто бы то ни было. Если доверяться Ему вполне, отпадает необходимость в столь придирчивом и напряженном внимании к судьбе России, которая вполне понятно волнует всякого русского, в том числе и меня. Я несколько лет не решался написать статью о климате, уже имея на руках все факты, не решался просто потому, что было совестно отвлекать внимание читателя на второстепенный, хотя и больной вопрос. Казалось бы, уж мне-то следовало бы поискать для него, своего читателя, более достойных слов и тем, чем климат. Отсюда, из этой неуверенности в самой постановке задачи, и появился такой странный и, как Вы правильно заметили, слабый в литературном смысле текст. По совести-то следовало бы просто и не мудрствуя перечислить все отмеченные совпадения и соответствия между климатом и историей, предоставив историкам и просто заинтересованным в теме людям делать выводы.

Я же, имея возможность публиковаться в литературно-художественном журнале ⌠Русский переплет■ (тут я пользуюсь благотворительностью: надо признаться, я не имею даже собственного телефона, не говоря уже об интернете; а ведь ⌠РП■ бескорыстно печется о русской культуре и русской мысли, поддерживая энтузиастов, в том числе любезно предоставляя мне и само компьютерное время!), попытался развлечь читателя лирикой и философией, и вышло то, что вышло. Вы правильно отделили в тексте существительное от прилагательного, с благодарностью восприняв факты и со снисхождением отвергнув домыслы.

Между тем, факты я опубликовал даже и не все: помешал выбранный жанр. И выводы притом не обосновал: ведь эссе ≈ это сфера не мысли, а чувства! Я опирался не на рассуждение читателя, а на его интуицию, на его ощущение России. Потому, перечисляя факты, не рассуждал, а скорее восклицал или, напротив, замолкал, ожидая ассоциаций. Ведь мы живем в России, кое-что должно быть ясно без слов.

Заметьте, что авторское название статьи: ⌠Умом понять Россию■ вовсе не несет в себе непременной претензии на то, что умом можно Россию понять. Интонация тут, быть может, более вопросительная, чем утвердительная. Я вовсе не опровергал Тютчева с его ⌠Умом Россию не понять, аршином общим не измерить┘■, а только высказался на ту же тему, что и Тютчев. Редактор, давший моей работе более категоричный заголовок ⌠Умом Россию понять■, видимо, хотел этим привлечь внимание читателя. Но ведь по смыслу я в тексте так и не вынес окончательного приговора. Я констатирую, что Россия действительно выпадает из ряда глобальных закономерностей в мировой экономической географии (для чего мне пришлось сначала выявить эти закономерности, говоря так много вовсе не о России), что она является в этом смысле очень странной, из ряда вон выходящей (тут я скорее подтверждаю Тютчева), а затем выдвигаю гипотезу, как эта российская странность может соотноситься с русским Православием.

А именно: в нашей климатической зоне не могло сложиться независимое государство, да еще с многовековой историей, поскольку у Русского государства не было прочной экономической базы. Какая же была у него база, на чем оно держалось? На благодати Божией, говорю я. И, оттолкнув Бога, Россия потеряла основу своего независимого существования.

Но этот ответ что-то значит только для верующих людей, в число которых Вы, похоже, не входите. Потому-то в Вашей системе отсчета статья выглядит довольно абсурдно. ⌠Мы имеем ум Христов,■ ≈ говорит апостол Павел. И этим умом, конечно, можно все понять. А кто не имеет ТАКОГО ума, тому, наверное, все-таки умом Россию не понять.

Но это не значит, что нельзя пытаться умом понять Россию, о чем и речь.

Вот совместить так много разнородных мыслей в одном тексте (от климатологии до Богословия) мне и не удалось. Я попытался обратиться хотя бы к интуиции читателя.

Климат ≈ это ведь не цифры, это погода, отчасти и погода души.

Если же не интуичить, а рассуждать, следовало бы вначале сказать иное: СОВЕРШЕННО очевидно, что уровень экономического развития отнюдь не определяется климатом. Эту идею настолько легко опровергнуть, что остается только удивляться, почему никто из моих оппонентов не предложил следующий аргумент: пятьсот лет назад климат в Европе был тот же, а развитие куда ниже! Кто считает, что все сводится к климату, тот не умеет видеть даже очевидного.

Очевидно, что в благосостоянии отдельных людей, семейств и целых народов основную роль играет никакой не климат, а накопление! Время! Накопление материальных ценностей, навыков (технологий) и, главное, многовековой процесс формирования (накопления) культуры. Последний вид накоплений — самый дорогой и многоценный. В Сибири живет немало немцев — переселенцев из Поволжья — и общеизвестно, что они живут не так, как прочие сибиряки. Культура — это да, грош цена тому, кто этого не понимает.

Но дело в том, что развитие культуры, как и прочие накопления, возможно только у народа, который имеет некоторый избыточный продукт. Прошу понять меня правильно! Народы Севера в некотором смысле, быть может, более культурны, чем европейцы. Без высочайшей культуры (в частности, без культуры самопожертвования ради ближнего, культуры доброты) в условиях Севера народ просто не выживет. Но культура в узком смысле, в европейском смысле, культура знаний и прогресса, прогресса знаний, на Аляске или на Чукотке возникнуть просто не могла. Поймите, такая культура очень дорого стоит! Дороже всего остального. Там, на Севере, надо просто выжить — и это уже достижение. А плюс Севера в том, что Северу никто никогда не позавидует. Север — гарантия жизни спокойной и доброй. Но суровой и бескультурной.

Россия в целом — это Север, потому что в Европе Север находится на востоке, если смотреть на изотермы.

Лето теплеет в Европе к югу, а зима — к западу. Запад — это европейский Юг. Это важно осознать, когда рассуждаешь о Европе и о России. Это — одна из главных мыслей, которые я хотел опубликовать. Это общеизвестно, но никем почти не замечается.

Есть еще вопрос засушливости, он даже важнее. Схематично, чем ближе к Средиземноморью, тем хуже с пресной водой. Испания — почти вся страдает от засушливости. Значит, наиболее благоприятный климат в Европе во Франции. Она и была всегда сильнейшим государством Европы, а что с ней сделалось после Революции — сам удивляюсь. Опущенная какая-то.

И все-таки в условиях климата более мягкого, чем на Чукотке, вы можете из поколения в поколение накапливать ценности. Вы можете кормить целую армию мыслителей, которые будут думать, как нам обустроить жизнь получше. Вы можете, наконец, более внимательно отнестись к воспитанию собственных детей. И чем больше у вас имеется средств, тем лучше. Так вот и возникает европейская культура. Что у европейцев больше «управленцев», это очевидно, если понимать под «управленцами» всех, кому платят за то, что от них прямо или косвенно зависит принятие конкретных решений — адвокатов, ученых, журналистов и прочих. Вся интеллигенция в марксистском смысле ≈ это управленцы. И вся буржуазия ≈ управленцы. Это люди, на содержание которых нужны средства, потому что сами оно «средств» не создают. Но они не зря проедают средства, а участвуют (худо-бедно) в «накоплении», прежде всего, в мировом процессе накопления культуры. Накопление культуры тоже требует средств. А те народы, у которых мало средств, обязательно отстают в накоплении. И это — фатально. Если считать, что смысл жизни — в материи, то это гвоздь в гроб РУССКОГО материалиста.

К примеру, что если бы даже случилось то, о чем мечталось в начале 90-х, стала бы Россия — как полная чаша? Все — как на Западе. Производство и потребление. И пусть сам народ бы вдруг сказочно поумнел, окультурился. И что же? Спустя полвека мы опять скатились бы в отстающие. Европа все равно постепенно и неуклонно оказалась бы впереди, в том числе и в культурном отношении. Даже в случае советского завоевания Европа постепенно стала бы самой развитой провинцией, а потом, вероятно, отделилась бы таки, ничего не поделаешь, не по зубам орешек! . Вспомним прибалтов.

Рассмотрим это детально. В чем тут дело?

Дело в том, что и сегодня, в нашем веке, в условиях самого бурного роста мировой экономики, вложенные в дело средства по большей части всего лишь только возвращаются назад. На тысячу вложенных условных единиц нормальный бизнесмен получает в течение года ту же тысячу назад плюс еще какую-то сотню. (В сегодняшней России другие нормы прибыли, но это только потому, что у нас еще нет нормального бизнеса. У нас пока что меньше ста процентов годовых получать неинтересно, но эта ситуация ≈ ненадолго. Но пока наш бизнесмен не замечает зимы. Зима ≈ копейки в масштабах его сверхприбылей. Пока.) Так вот, вопрос, а что, если при прочих равных условиях из этих ста единиц чистогана вы вынуждены еще потратить дополнительно каких-нибудь несчастных пятьдесят в связи с климатом, а ваш конкурент в более счастливой стране — не вынужден? Что такое какие-то пятьдесят в сравнении с тысячей? А только то, что мирно и честно трудясь в своем бизнесе и плавно расширяя дело, вы за двадцать лет свой капитал примерно утроите, а ваш конкурент примерно усемерит. Вот и все. Экспонента называется.

Заметим — это рассуждение верно «при прочих равных условиях». Если же в более суровом климате организовать экономику по-другому, то она может приносить нормальные плоды. А как ее надо организовать? А надо развивать те же отрасли, какие спонтанно развились в областях с аналогичным климатом в развитых странах. Что там, в Центральной Канаде и северной Скандинавии? Добыча ископаемых, леса и их вывоз. Другие отрасли развивать не надо, а все потребное ввозить из местностей с хорошим климатом. Так организована экономика в местностях с суровой зимой на Западе. Почему бы нам не поступить так же, тем более что сама логика событий последнего десятилетия почти неодолимо тянет нас именно в этом направлении? Зачем нам надо непременно иметь все свое, отечественное, более дорогое и менее качественное (по жизни)? Потому что у нас слишком много народу для того, чтобы довольствоваться ТОЛЬКО тем, чем довольствуется Виннипег и Саскатун (Канадские штаты с русской зимой). Надо же занять население! Надо. А чем? Тем, чем ТАМ в ТАКИХ ЖЕ условиях предпочитают не заниматься. Почему предпочитают? Потому что прибылей хороших это дать не может. У них не может — как же у нас-то сможет?

Совершенно та же логика работает в вопросах культуры, только численно выразить это затруднительно. Культура — это тоже накопление, она тоже требует вложений, затрат. Если в России основывать культуру на европейских началах, она потребует тех же затрат, какие требует культура европейская. Традиционная русская культура была религиозная; человек боится Бога, работает на совесть, слушается властей. Дешево. Но европейская культура имеет свои плюсы. Она вовлекает человека в политику, заставляет бороться и думать. Она тоже дает эффект (в частности, и денежный), но она, требуя европейских затрат, тоже, увы, зависит от климата. Один писатель в России при прочих равных условиях проедает (тем более, пропивает) больше, чем тот же писатель в Европе. А ведь он не производит материальных благ. Он может существовать лишь засчет тех избыточных ста единиц. Или, соответственно, пятидесяти. Значит, писателей на миллион населения должно быть у нас поменьше. А также ученых, учителей, буржуев, журналистов, судей, милиционеров, священников — всех, кто существенно влияет на культурный уровень. А ведь низкий уровень означает, что народ работает похуже, водку пьет побольше, значит, избыточный продукт еще меньше выйдет, без культуры-то, так? Получается замкнутый круг, получается та же экспонента, которая только что обсуждалась на примере прибыльности бизнеса. То есть, зависимость от климата тут нелинейная! Чуть похуже климат — чуть пониже темпы накопления. А накопление — штука экспоненциальная . Чуть помедленнее — дай срок — результат уже совсем-совсем другой. У них удвоение каждые сорок лет, а у нас — каждые пятьдесят. А у киргизов — каждые сто пятьдесят. А у эвенков — каждые пятьсот. Результат — через двести лет у них, дорогих европейцев, все вырастет раз в тридцать, а у нас — раз в пятнадцать. У киргизов — раза в два, а про эвенков и говорить не будут. Что в результате? Нам лучше (дешевле) брать готовые технологии у них, а киргизам и брать-то почти бесполезно. Но им и не обидно, с ними им и самим все ясно. А нам с нами самими еще совсем не ясно. Все время возникает вопрос: что делать и кто виноват. От этого вопроса — лихорадит страну. Вот я и толкую: никто тут не виноват, а делать надо то, чему учит Церковь: честно трудиться на своем месте и довольствоваться тем, что есть. Попытка взять больше, чем дано, приведет к утрате того, что дано. Войти в Европу нам не дано. Рожа┘ простите, климат не вышел.

Высокие технологии хороши и действительно дают постепенно независимость от климата, но они тоже требуют средств на внедрение, не так ли? А где их взять, если имеешь только низкие технологии, да низкую культуру? Надо бы накопить, опять накопления нужны, да зима мешает. Можно воспользоваться чужими накоплениями, сиречь инвестициями, только вот не идут к нам инвестиции, потому что разумнее инвестировать в страны более благополучные. Замкнутый круг. Но мы тут ничего, не отчаиваемся, пытаемся сами накопить, только вот от Европы систематически отстаем по дурости нашей. А откудова она взялась, дурость, почему мы так ума и не накопили за истекший период, я и пытаюсь малым умишком своим понять.

Утверждаю ли я, что все сводится к климату? Я всего лишь указываю на факты, которые заставляют нас предположить, что климат играет в сравнительной истории народов явно более важную роль, чем принято думать. А поскольку уж Россия-то в климатическом отношении — страна выдающаяся, постольку переоценка важности роли климата должна особенно помочь нам разобраться в судьбах именно России. Но только помочь, не более того.

Вот давайте вникнем, что определяется климатом, а на что климат только влияет. Климат — это, несомненно, постоянные дополнительные затраты. Это проценты с прибыли, неформальный налог. Это — темпы роста, при прочих равных условиях (впрочем, можно иметь хорошие прибыли в любом климате, но не во всякой отрасли). Это — (внимание!) спустя срок, тут еще фактор времени! — уровень экономического развития.

(Кстати, вот военная мощь тут вообще ни при чем, Македония была экономически слабее Греции и победила оную вовсе не экономическими методами. Наша страна была и остается одним из самых опасных противников Америки в военном отношении, хотя мы находимся в экономическом провале. Мне даже видится обратная зависимость: богатство расслабляет, богатый человек дорого себя ценит. А русский дикарь — дешево себя ценит. И это делает его опасным.)

Итак, темпы роста зависят не только от климата, но есть другой фундаментальный фактор: плотность населения. Всех можно чем-то занять, вопрос — насколько эффективен будет их труд сравнительно с другими странами. Тут уже не только климат, а ограниченность ресурсов. Перенаселение — понятие относительное. Если брать за образец Россию, то Китай перенаселен, Америка недозаселена. В России, сравнительно с Европой, как ни странно, относительное перенаселение. Вспомните, как крестьянам земли у нас всю жизнь не хватало — это при наших просторах-то! Сейчас технологии возросли, но и население возросло. Проблема не снята. Темпы у нас все равно никудышные, что с социализмом, что с капитализмом. Почему? Гипотеза (не более, чем гипотеза!): что как раз в нашем-то случае именно климат — это темпы. Это — спустя срок! — и уровень экономики. Это отчасти и уровень культурного развития, постольку, поскольку культура отчасти — тоже деньги. Но вот опять-таки, культура — это уже не только деньги. Это еще и вера, к примеру. Потому я говорю об уникальной роли Православия. В нашем климатическом поясе нет другой такой самостоятельной культурной державы.

Напомню, русская зима — в Казахстане, Киргизии, Монголии, Манчжурии, на Северном Тибете — а ведь такой, как у нас, культуры там нет ни у кого! Да и вообще с государственностью там не все в порядке. Еще такая зима в Центральной малонаселенной Канаде, Северной малонаселенной Скандинавии, которые НЕ ЯВЛЯЮТСЯ самостоятельным странами, а только полузабытыми провинциями третьестепенных стран, а больше — НИГДЕ! Отказавшись от Православия и входя в Европу, мы, рассуждая по аналогии, должны уподобиться Центральной Канаде, штат Виннипег, став полузабытой провинцией Европы. Ну и пусть провинцией, я не комплексую о полузабытости! Молиться Богу в провинции даже спокойнее. Тут дело в другом. Реально это значит, что страна при этом станет малонаселенной, как Канада и север Скандинавии. У нас ИЗЛИШЕК НАСЕЛЕНИЯ ДЛЯ ТАКОГО КЛИМАТА ПРИ ТАКОМ ТИПЕ ЭКОНОМИКИ, КАК НА ЗАПАДЕ. С точки зрения «цивилизованной» экономики, у нас настоящим делом занимаются газовщики, нефтяники, лесорубы и немногие другие — по пальцам на двух руках. А все остальные составляют балласт для экономики, потребляя больше, чем производя (если мерить на западные цены). Экономически эффективно нам в массе отсюда утечь в теплые края, понимаете? Капиталы выгоднее вкладывать там, где не теряется лишний жалкий процент на зимние трудности. А человек — основой капитал. Останутся тут те, кто качает из недр, валит лес и выращивает пшеницу — плюс обслуживающий персонал. Почему я так думаю? По аналогии с Канадой и Скандинавией, по аналогии рассуждаю.

Может, и пьют-то оттого, что чувствуют свою избыточность? Прежде жили для неба, а на земле — как Бог даст. А теперь для земли. А для земли в «этой стране» жить нерационально. И народ это подсознательно чувствует. Тут надо жить для Бога, иначе явный (для меня понятный, а для народа непонятный, но явственно ощутимый) абсурд. Лишние люди.

Мне кажется, тут надо бы противопоставлять не интересы классов, а интересы одного человека и его собственного класса. Каждому отдельному китайцу выгодно перебраться в США (от перенаселения к недонаселению), но ему невыгодно, чтобы туда уехало пол-Китая. Марксова идея классового интереса описывает некоторые явления, но сам же Маркс говорит о «классовом сознании», которое если недостаточно развито, то человек действует не в интересах класса, а в личных интересах. Если никаким сознанием или силой не ограничивать свободу перемещения людей и капиталов, то спустя срок действительно наступит равновесие: средний уровень жизни в каждой местности по всей планете усреднится, поскольку люди и капиталы (а люди — это живые капиталы) постепенно будут двигаться туда, где лучше, и создавать там конкуренцию. Культурный уровень, по-видимому, тоже усреднится. И спустя достаточный срок окажется, что люди живут в любой местности, даже и на Антарктиде, но плотность населения в каждой местности определяется природными условиями, то есть недрами, транспортом и климатом. Естественно, должно быть единое правительство, никаких войн и т.д. Такая равномерная планета должна быть, по совести, идеалом глобалистов, но трудность их положения в том, что подавляющее большинство глобалистов живет в странах сравнительно недонаселенных, по природе благополучных, и является патриотами этих стран. Потому они не до конца доводят свои собственные идеи, предоставляя собственным властям право и даже считая их обязанностью ограничивать иммиграцию, чтобы поддерживать благополучие «золотого миллиарда». Потому скорее всего из глобализации ничего не выйдет, вернее, результат этого движения будет неожиданным для его инициаторов. Но для понимания логики происходящего с нами, важно понимать, что по достижении равновесия с Европой население России оказалось бы миллионов в двадцать-тридцать (судя по Канаде), а по достижении всемирного равновесия — в тридцать-пятьдесят (половина из них — китайцы), а США — с миллиард. Когда я говорю о недонаселенности или перенаселенности не относительной, но абсолютной, я сравниваю именно с этим глобалистическим идеалом. Если у вас в какой-то местности излишек населения (рассуждая глобалистически), это значит, что люди там занимаются тем, чем вообще-то было бы выгоднее заниматься в другой стране. А недонаселенность означает, что многие хотели бы иммигрировать в эту страну, чтобы там трудиться и, естественно, участвовать в потреблении потребляемых там ресурсов. В пределах каждого отдельного государства, если там нет какой-нибудь черты оседлости или особой антимиграционной политики описываемый процесс действительно наблюдается. Народ распределяется равномерно в смысле экономической эффективности. Потому-то в США, скажем, на засушливом Западе (Калифорния) и на морозном Севере (Монтана) живут так же хорошо, как на блистательном (в смысле климата) Востоке. Но плотность населения в плохих (климатически) регионах гораздо ниже; живут там только те, чья жизнь там экономически целесообразна. То же и в России. Во всей Сибири живет народу примерно столько, сколько в Москве плюс Питере. Совершенно та же картина во всех странах, где сильные климатические перепады (впрочем, аномально много народу в окрестностях нефтяных вышек и тому подобного, что объяснимо). Но вот в целом по миру ситуация пока сильно неравновесная. (Глобализм еще в пеленках.) Если свободно слить Россию с Западным миром, то такая равновесная Россия, как и Канада в данное время, будет страной тихой, малонаселенной. Страной нефтяников и лесорубов. Конечно, побогаче нынешней России. Что в общем-то вполне отвечает и моим пожеланиям. А вот если слить Россию с Китаем, то жизненный уровень упадет до среднекитайского, а плотность населения возрастет раза в два, по образцу Манчжурии. Потому и говорю, что в России перенаселение (если мерить Западом), но недонаселение (если мерить Востоком). Реально нас ждет и то, и другое. Но беда (или радость?) в том, что исторически сложилась иная Россия — Россия державная. Сложилась она благодаря Православию, на монархической основе. Сейчас нет ни монархии, ни (политически рассуждая) сильного православия. Но есть — как наследие этих явлений — полтораста миллионов россиян. И отсюдова дотудова без большой крови не доплывешь, куда ни бери курса, на Манчжурию или на Виннипег. Потому-то я и говорю — кто-то может сочувствовать идеям глобалистов, рассуждая абстрактно, как можно и идеалу коммунистического общества сочувствовать, понимая, что этот идеал вообще-то нереалистичен. Но по жизни глобализация для нас во всяком случае означает нищету и кровь. Уж очень локальна, очень специфична наша история.

Какой вывод?

Автаркия там или не автаркия — я уж не знаю. Паршев, как мне казалось, не за автаркию, а за монополию на внешнюю торговлю. Но для свободного, открытого общества в этой суровой местности у нас слишком много народу. А для китайской деспотии слишком мало. Так мне представляется. Но это может оказаться и ошибкой, у меня нет идеи собственной непогрешимости.

Хочется просто разобраться, как оно на самом деле.

Я вот не хочу и не боюсь Россию обелять или очернять, просто хочу понять. ПРАВДА это, что страна у нас очень трудная, тяжелая┘ страшная. Это не Паршев выдумал. И — что патриоту принять особенно трудно — не СТАЛА такой, а ВСЕГДА такой была. Но мы ее все-таки любим. И когда мы говорим, что в наших условиях целесообразно вести войну традиционным образом «бабы ещё нарожают» и экономить патроны, но не людей, мы самих себя рисуем в роли солдат, и нас это не пугает. Детей только жалко. Но Россию мы любим такой, какая она есть.

Расставшись (в массе) с Православием, наш народ, увы, расстался с той культурой, которая давала ему независимую государственную жизнь. Культурой страшно эффективной. Дальнейшее существование самого государства под вопросом. Итак, культура — это не только деньги. Нам-то, нам-то как раз и надо бы искать такую культуру, которая основывалась бы не на деньгах, требовала бы денег по минимуму. Это — религиозная культура. Во многих экономически трудных регионах основа культуры как была, так и остается — религия. Это — факт. Часто это толкуют так, что религия мешает развитию. А я думаю, логика тут иная: малый прибавочный продукт, он и мешает развитию, и, по малости своей, просто не оставляет других возможных основ для культуры, кроме религии. Религиозная культура основана на самопожертвовании, она дешевая!

Рассмотрим для примера Израиль. Израиль в плохой земле, а сравнительно богат. Ясно, что одного климата тут для объяснения мало. А что? А вспомним о религии, об иудаизме. Какие капиталы верующие иудеи вбухали, чтобы освоить эту землю! Зачем? Из религиозных соображений, чтобы было у верных свое государство, иудейское! А представим себе, к чему бы привел массовый откат населения Израиля от иудаизма (от идеи национальной исключительности, в частности)? Да народ бы оттуда сбежал обратно, откуда приехал — в Европу и Америку. Остались бы, пожалуй, русские евреи, и результат был бы с российским оттенком. Выходит, Израиль — не исключение из правила, что в плохом климате надо строить на религии. Чтобы понять меняя, представьте, что было бы, если бы страшенные еврейские капиталы были вложены да в благоприятную (климатически) землю, вроде Америки, но с той же неистовой прицельностью, как в землю обетованную, то в этом американском Израиле сейчас был бы самый высокий в мире уровень жизни, и традиционная Америка страдала бы от зависти и приступов антисемитизма. А сегодня — по западным понятиям — страна так себе, третьесортная. И нуждается для поддержания в помощи извне. Вот что значит — трудная земля!

Отказ от религии для нищих (по нищете природы) земель — отказ от самостоятельной культурной жизни.

Напомню! Вся Великая Евразийская пустыня (от Сахары через Ближний Восток и Поволжье, через Среднюю Азию, до Гоби) населена мусульманами (и буддистами; интересно, что буддисты обосновались там, где засуха плюс мороз, то есть наихудший вариант) — это удивительное и интересное совпадение, ради одного этого факта, быть может, стоило писать статью! Вы задумайтесь: ну, отчего в Афразийской Пустыне — сплошь мусульмане, это же интересно, почему так получилось? Почему там почти нет христиан, христианство же там возникло. Это заслуживает внимания.

Единственное, что вызвало у меня неудовольствие при чтении Вашего ответа на мою заметку, это Ваше недопонимание моих рассуждений о стоимости человеческой жизни. Для краткости и ясности позволю себе немного цинизма. Если я покупаю раба, я должен оценить, сколько он мне даст за свою жизнь и вычесть, сколько он у меня съест (износит) за свою жизнь. Чем дороже обойдется его содержание, тем дешевле в моих глазах раб. Тем легче я, в случае войны, отправлю его на амбразуру. Это циничное рассуждение должно проиллюстрировать, что я имею в виду, когда говорю о сравнительной дешевизне русского человека сравнительно с европейским.

Ваша логика: чем я больше потребляю, тем я дороже. Это логика свободного человека, который сам себе хозяин. Я с этим не спорю, я просто не о том говорю. Я говорю о том, что в отношениях человека с обществом, через которое Бог дал ему жизнь, которое его с детства вскормило, воспитало, эта самая циничная логика как-то подсознательно все-таки работает. Европеец ценит лично себя высоко, потому что он знает: обществу от него польза.

А русский ценит себя не так высоко, потому что знает: мое рождение и воспитание ≈ это во многом бескорыстная благотворительность со стороны общества; толку-то от меня!.. И поэтому русскому легче ложиться на амбразуру. Немцы и японцы тоже умеют воевать, но на чем держится у них это качество ≈ это два отдельных вопроса. А вот у нас, мне кажется, на этом.

Ясно, что в этом смысле Монголия, Казахстан или Киргизия≈ это еще более ⌠русское место■ (не говоря об Арктике с Антарктикой), на что Вы и намекаете, говоря: ⌠Как бы не рассудила история, думаю, в любом случае и г. Солохина коснется ее суд и как бы не пришлось ему самому убираться куда-нибудь подальше — в Монголию, например, где, согласно его исследованиям, еще скуднее и просторнее, нежели в России и где еще может укрыться «русский дух» — опять-таки согласно его теории.■ Если понимать Россию только как место аскетического подвига народа-богоносца, то на земле всегда останется немало мест, где сам климат способствует подвигу.

Но суть в том, что к аскетизму (понимаемому телесно) загадка России не сводится.

Монголы и казахи тоже имели в истории случаи продемонстрировать свои прекрасные военные качества, они тоже умеют драться до последней капли крови, и если это почти не отображено в массовом сознании, то только потому, что, за исключением русских, в области суровой зимы почти никогда не возникало настоящих государств, а были только племена (исключения общеизвестны: гунны, авары, венгры, тюрки, монголы), а если возникали тут государства, то вскоре обнаруживали внутреннюю неустойчивость, как мне представляется, именно по скудости ⌠прибавочного продукта■. Быстро захватить более благополучных соседей и переместить туда столицу ≈ вот все, что мог сделать правитель такого государства. И по сей день тамошние государственные образования, по существу, вызывают недоумение. В рамках же цивилизованного мира область морозной зимы ≈ это глухая периферия, провинция. Курган. Цивильные люди живут там, где зимой сравнительно тепло. Везде, по всему миру. Кроме России!

О чем и речь. Вы не усмотрели в моей работе искомых качественных отличий России от Европы. Да, провинция, говорите Вы. Да, похуже, как и Германия всегда (до 18-19 века) была похуже Запада. Количественная разница. Но суть в том, что, если искать аналогии по климату, такого НЕЗАВИСИМОГО государства как Россия в рамках Европы вообще возникнуть не могло. А возникнув, оно должно было скоро исчезнуть как независимое. Провинция ≈ она и есть провинция. Как мы без труда взяли Сибирь, так Поляки или Литовцы без труда должны были бы взять Россию. Да ведь и взяли почти, вспомните историю. Чаша весов сколько раз колебалась. И Германцы почти что взяли (полвека назад). И Французы ≈ два века назад. И Шведы ≈ три века назад. И Ливонцы, и┘ И ведь так-таки никто и не взял. Ну, почему мы Казахстан без труда взяли, да и Татарстан без особого труда, а они, буржуи, нас так и не взяли? Там и там ведь, казалось бы, главная трудность была ≈ довести войска до чужой столицы (до Москвы или, соответственно, до Казани), затерянной в непроходных дебрях Востока. Дошел ≈ и бери.

Россия ≈ по логике вещей, по Вашей логике, по логике климата ≈ провинция Европы, да она, в конце концов, даже хочет, самоотверженно пытается стать провинцией Европы, к концу 20-го века как будто окончательно утомившись от себя самой. И вот ≈ не выходит. Мешает что-то. Что мешает? Дурость? Что за дурость, откуда? Или избыток населения? А почему он возник? Откуда взялась она вообще, эта Россия, и как она продержалась столько веков? Вот этого-то климатом не объяснишь, климат кричит об обратном: нет, не может быть такой страны, не бывает больше нигде на планете! Аналогичные территории ≈ это дичь, мрак, племена, языки. Или тихая, благопристойная малонаселенная провинция (Центральная Канада). Откуда тут СТО ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ с космическими ракетами, танками и претензиями на ⌠особую роль■? Вот в чем вопрос, вот в чем искомое Вами ⌠качественное отличие■!
Источник

О жертвы мысли безрассудной!
Вы уповали, может быть,
Что хватит крови вашей скудной,
Чтоб вечный полюс растопить?
Едва, дымясь, она сверкнула
Среди сплошной громады льдов,
Зима железная дохнула,
И не осталось и следов.

Ф. Тютчев

Северная трава торопится жить. Стоит установиться лету, и, едва поверив, что конец утренним заморозкам, она вылезает по пояс и в рост, она заполоняет все пространство, не пройдешь, не глянешь, что там у тебя в хозяйстве осталось после зимы. Руки невольно тянутся к топорам┘ то есть, берутся за косу.

Косарь — палач жадной до наслаждений юности. Гадкий репей, крапива, нежные северные цветики, молодые деревца-детки — ему все одно. Коса — орудие массового поражения.

Огороды полют, а не косят. А полоть у нас хорошо! Стонем мы под нашим чахлым солнышком, обильно попивая родниковую водичку и не ведаем, что есть на югах палящий зной, есть тернии и волчцы, которые произрастила земля Адаму за его первородный грех. Наш сорняк — та же трава, только на грядке. Р-раз — сорную траву долой с поля. Прополол — расслабься. Когда-а еще сорняк по второму разу вылезет.

Лето у нас короткое, но благодатное. Противоположная крайность — огородничество в джунглях Амазонки — в сельве то есть. Там лето круглый год, зато сорняк — не чета нашему. На полчаса отошел от поля — можно брать мачете и рубать заново.

А совсем на севере, где обитали раньше настоящие русские поморы, там сорняка почти что вовсе нет. Только землю надо удобрять, а то ничего не вырастет на песке. Удобрил, посадил — и жди урожая. Здорово? Только лето очень короткое.

Зима у нас… Кстати, а есть ли у нас зима? По климатологии, зима у нас почти что полгода. Стало быть, примерно в половине художественных произведений из русской жизни можно ожидать зимних сюжетов. Ан нет! Писатели земли русской предпочитают помещать своих героев в лето. Хм, почему это? Может, зимой мы, как медведи, впадаем в спячку? Может, зимой у нас ничего жизненно важного, художественно ценного не происходит? Впрочем, в классике зима встречается гораздо чаще, чем в беллетристике. Но сравним, сколько летних детективов приходится на один зимний детектив. Меня это наводит на размышления.

Русская литература сформировалась и формируется, осторожно выражаясь, во взаимодействии с литературой европейской. Слово «литература» ведь обозначает что угодно. Относительно беллетристики можно выразиться и погрубее: беллетристика по определению подражательна. А в Европе зимы как таковой нет. Не разработана тема, нечему подражать. К примеру, не видно зимой — настоящей русской зимой — прекрасных форм незнакомки. Она закутана как красавица из терема. И это мешает свободному полету творческого воображения. Карате зимой тоже затруднено — в конце концов, как-то несолидно махать валенками. Карате хорошо в Японии, где тренированный человек в утепленном кимоно и зимой не озябнет (в населенной части Японии зимой температура положительная). О чем тогда и писать про зиму, если ты беллетрист, правда?

Жить вполне по-европейски у нас можно только летом — и то, если есть деньги. Поскольку наши в Европе бывают как раз летом — в период отпусков — Европа представляется им похожей на Россию. Разница становится очевидной как раз тогда, когда отпускной сезон позади. А русским летом в Европе такое же лето, только дождит почаще. А вот зимой разница существенная. Птицы — у них крылья — давно это поняли. Птицы прилетают к нам на лето, а зимовать предпочитают в других странах. Кстати, а для чего вообще птицам Россия? Еды ведь всегда больше там, где «буржуй ест ананасы и жует рябчиков». Тепла там больше. Вообще на югах все лучше для того, кто хочет именно что пожить. Пожить.

Зато у нас меньше конкуренции. Это еще надобно крылья иметь и желание немалое, чтобы сняться и полететь из Европы в Россию. Может, ностальгия, тоска по родине? Заветы предков? Или просто и прозаично: меньше желающих ПОЖИТЬ тут. Как говорится, меньше народу, больше кислороду. Дачники похожи на птиц. Они прилетают к нам в деревню летом, и улетают на зиму в теплые города.

Теплые города — это у нас дорого. Чтобы зимовать в тепле, рус строит себе укрепрайон. Каждый наш дом — это небольшой укрепрайон. Это не специально делается, не супротив немца, а просто от мороза. Но если мой сосед, у которого кирпичный домик, вооружится и научит жену стрелять из другого окна, то всякий, кто захочет овладеть его участком, будет иметь сам проблемз. Да и я из нашего деревянного сруба могу некоторое время отстреливаться. Пока не подожгут. Ох, хоть бы никто не поджег. О чем это я? Да! У нас каждый каменный дом — крепость в первоначальном смысле слова. Твердыня. Это тоже плохо отображено в русской литературе, не считая специальной, о строительстве. Русский стиль строительства хорош для военного времени. Деревянные дома у нас из бревен, а не из фанеры, как , к примеру, роскошные особняки в Южных Штатах, где зимой плюс. Фундамент у нас — больше метра, даже в европейской России. О Сибирской вечной мерзлоте пока скорбно умолчим. А вы знаете, что почти вся Сибирь — это земля вечной мерзлоты? То есть там летом в могиле может быть ниже нуля — если не поленишься глубоко вырыть.

Кстати, мне тут приходилось рыть могилы. Первый раз было жутковато. Знаете, старое кладбище, могилы седьмого поколения┘ Забываются русские люди, умирают родственники, зарастает холмик дикой северной травой. Наконец, падает крест — последняя память по усопшем здесь на земле. Приходит мой лирический герой с лопатой и в одиночку — нехватка людей, по крайней мере, нехватка трезвых людей — роет на старом месте пристанище для новенького. Говоря серьезно, для новопреставленного раба Божия такого-то. Ну, некому больше рыть. Вот умерла молодая женщина из ближней деревни. Родни нет. А какая есть — та неблизко. А покойник не ждет. Они, покойники, не ждут, особенно летом.

И боялся я невольно вырыть из земли что-нибудь травматичное для моей интеллигентной души. Ну, полуразложившийся труп там или скелет целиковый. И что же? Ох, друзья! Мало что остается от нашего брата за какие-то двадцать-тридцать лет. Мало что. Вот кости, те да, терпят. А все остальное превращается в подобие торфа. Знаете торф? Или, скажем, очень старый, перепревший навоз. Вот это и есть самая устойчивая субстанция прекрасных форм незнакомки. И ни капельки не страшно. Только жалко до слез. «Плачу и рыдаю, когда помышляю смерть и вижу во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту. Безобразну, бесславну, не имущую вида. О чудеса! Что это за таинство? Как предаемся тлению, как сочетаемся смерти? Воистину, Божиим повелением, как и писано: Ты — земля и пойдешь в землю, куда и все мы, люди, пойдем┘» — это Иоанн Дамаскин, девятый век. И скелета целикового в могиле не найдешь. Это они, скелеты, в школьных шкафах проволокой скручены и образуют нечто цельное. А во гробе все рассыпается среди торфа в некотором беспорядке. А лучше всего сохраняются, увы, доски гроба, только сплющивается он, гроб, под тяжестью — оттого и проседает могила. А кости человеческие, пока они еще сохраняют форму, необыкновенно благородно выглядят сравнительно с костями скотскими. То есть, видно, что красиво сделаны они, кости человеческие, с особой любовью. Сделаны с любовью, и брошены Создателем в могилу.

Знаете, покойник интернационален. Север, юг — ему без разницы. Восток-Запад — это проблема для живущих. Особенно для тех, кто торопится жить. Вы любите лето? Вы торопитесь пожить? Пожить. Тогда имейте в виду, в Германии — виноградники. И это — не чудо селекции, а особенность климата. В Германии всегда были виноградники. Почему в Европе теплая зима, а в России дуб┘дуба дашь, зуб на зуб не попадает? Ясное дело, Гольфстрим. В школе изучали. Европа с трех сторон омывается незамерзающими морями, а море зимой — грелка. Европа (не считая Шотландии и Скандинавии) южнее основной России, и что вы думаете? летом там не так уж жарко. Потому что море летом работает как прохладильник.

Кстати, засуха в Европе — невидаль. А у нас — эка невидаль! Потому что прогретое море работает как водонапорная башня. Класс! Тепло, дожди┘ Житуха для крестьянина! Зимы нету.

Называется все это сила моря┘ простите, заговариваюсь. Влияние Дугина. Называется все это морской климат.

То есть того, что мы называем зимой, у них вообще нету. Как исключение, как приключение, бывает иногда морозец до минус десяти. И это уже почти катастрофа! Деньги, деньги! Неудобства! Эй, народ европейский, да вы что там, спятили? Минус десять — это же смешно.

В Москве СРЕДНЯЯ температура января чуть холоднее, на полградуса. Десять градусов мороза — это средняя температура января в Тихвине, Твери, Волоколамске, Можайске, Калуге, Орле, Ельце, Воронеже, Сталинграде┘ Знаете, когда пишешь «Волгоград» в сочетании с Ельцом, Волоколамском, Воронежем и Орлом, он звучит странно. Ну, пусть будет тут Сталинград. Из уважения к тем, кто умирал «За Родину, за Сталина». Ну, ошибались, но ведь жизнь человеческая — не такая уж малость.

Знаете, как меня потрясло, когда я обнаружил, что линия максимального продвижения Гитлера вглубь России почти точно совпадает с январской изотермой минус десять градусов? Мороз по коже — ну при чем тут изотерма? Кстати, тут нет таких, кому надо объяснять, что такое январская изотерма? Есть?! Простите, господа интеллектуалы! Ведь простецы — они тоже люди. Они часто заблуждаются, но заблуждаются по-честному. Я и сам из простецов.

Да мы все из простецов, начиная с Рюрика. Северный воитель едва ли знал трижды три. А государство сотворил не хуже Карла Великого, который тоже не умел писать. Писать не умел, а Европу создать умел. А изотерма минус десять — это воображаемая граница, отделяющая земли, где зимой ниже минус десяти (в среднем) от земель, на которых зимой выше минус десяти. Так вот, как ни странно, за эту границу НИКОМУ из преемников Карла Великого НИКОГДА не удавалось углубиться более чем на пятьдесят, от силы сто, километров. Хотя граница вроде как воображаемая. Зато снаружи, вплотную к этой границе, где зима чуть теплее, мы часто видели и литовцев, и поляков, и шведов, и немцев, и французов и другие братские народы. Но не с братскими чувствами. Как предлагал Пушкин, «Так высылайте ж к нам, витии, своих озлобленных сынов! Есть место им в полях России среди нечуждых им гробов». А в гробу немца от француза не отличишь. И от русского. Обратно — братство. Торф.

По этому поводу вспоминается стихотворение, услышанное на прополке картофеля. Посвящено оно Жуку.

Красавец звездно-полосатый!

Ты жил в Соединенных Штатах!

Ты был богач и сибарит.

Как Колорадо знаменит.

А здесь ты схвачен,

И раздавлен,

И забыт.

Автор явно относится к проблеме предвзято: якобы колорадскому жуку в России плохо. Жуку в России, конечно, сыро и холодно, но опыт жизни подсказывает, что среди жуков должны быть свои западники и славянофилы. Если жуки-западники проклинают отцов за миграцию из теплого и сухого Колорадо, то славянофилы воспевают русские просторы за отсутствие естественных хищников и конкурентов. В России одна проблема — перезимовать. А летом ты — король! Особенно нынешним летом. У нас вышло лето чуть длиннее, чуть жарче и чуть посуше, чем обычно. И как воспрянул жук! Какую взял силу! Дал второе поколение за одно лето! Что-то напомнило ему родное Колорадо┘Как плакал крестьянин!

Так вот, Гитлер дошел, господа, точненько до изотермы минус десять января. И тут его поперли назад. Самое интересное, что наступление Гитлера было сложное, в разное время (в том числе — в разное время года!) в разных направлениях. Но на всех направлениях он доходил до зимней изотермы минус десять — и тут, на воображаемой границе, ломался. Мистика!?

Это еще что. Вот я поехал в райцентр — там библиотека — и сделал себе ксерокопии климатических карт, и стал прилежно изучать их, нет ли там еще каких странных совпадений. И как вы думаете? Есть! И еще какие совпадения!

Нынешняя граница России с Беларусью и Украиной — это, как известно в патриотических кругах, тьфу. Но Платон мне друг, а истина еще дороже! Оказывается, нынешняя граница России на западе от Белоруссии до Северо-Кавказского военного округа проходит точнехонько по изотерме минус восемь. Уклонения плюс-минус пятьдесят километров. Теплее минус восьми зимой у нас, помимо Северного Кавказа, только в Псковской и Новгородской областях, которые граничат с Прибалтикой (в сущности, это русская Прибалтика). Но это ж колыбель русского народу. В колыбели должно ж быть не так морозно, как Вам кажется, а?

Знаю, предвижу и готов к тому, что меня растерзают ревнители единого русского народа, искусственно разделенного на три. Помилуйте, господа, но это география, не я. Изотерма минус восемь нас разделяет. А славянское братство — соединяет, тут я ничего не имею сказать. Впрочем, и тут имею что сказать. Если говорить о братстве, давайте-ка вспомним, что было, когда солдаты группы Центр шли по Украине (на самом деле по Белоруссии, тут Высоцкий дал маху), когда они, говорю, шли по Украине, что делали русские войска? Правильно, с тяжелыми боями стремительно отступали. Как сказал мне в бане один дед — он прошел войну от Бреста до Орла, а потом от Орла до Берлина — так сказал он мне, живой (на тот момент) очевидец и участник ВОВ: драпали мы. А что же драпали, говорю, что ли страшно было? Страшно, говорит! Очень страшно!.. Тебе бы так, и ты бы так. А что же в Орле, говорю, что ж в Орле-то вы перестали драпать? А в Орле мы, говорит, ДРАТЬСЯ НАЧАЛИ.

Не знаю как кого, а мне такой ответ очень понятен. Я и сам же немножко русский. По образованию вроде как немец (Университет — это явление вроде как немецкое), а по душе вроде как свой, русский. Они ДРАТЬСЯ НАЧАЛИ, поняли вы это или нет?

Я вот тут поразмыслил над этими изотермами, и вот что мне кажется. Это вопрос не одной зимы. Птицы, они тоже защищают свои гнездовья. А летят они гнездиться сюда к нам, на Север. Россия — это Север, вы еще не поняли? Гляньте на глобус, от нас до Полюса рукой подать. Россия — страна многих и зело великих морей. Но все эти моря замерзают зимой. Море зимой замерзает при минус восьми. А минус восемь — это граница нынешней РФ. Даже там, на Дальнем Востоке, как вы думаете, какая изотерма отделяет Сахалин от Японии? Вот-вот, та же самая. Минус восемь. На самом севере Японии зимой в среднем теплее минус восьми, и море там на замерзает. А на российском Сахалине, как положено, холоднее.

Мне вот что думается. Нас в конце этом веке порядочно урезали и потеснили. У нас отняли по максимуму — столько, сколько мы готовы были отдать без боя. А готовы мы были отдать землю, которая — веками — воспринималась нами как земля, на которую кто-то в общем-то претендует. А вот отдавать землю, которая кроме нас никому в общем-то не нужна — это уже издевательство. Ну, не дадим, и все. Незачем вам эта страна, вы тут жить не сможете. Вот этим и определяется западная граница РФ на текущий момент. Минимум без боя. А если кто-то захочет залезть аж за границу минус десяти — он будет скоро иметь русских солдат у себя в столице. По крайней мере если судить по истории: так бывало до сих пор. Так было со всеми, кто пересекал изотерму минус десять: с литовцами, крымцами, поляками, французами, немцами, аме┘ пардон. Почему? Не знаю. По видимому, любой нормальный русский воспринимает присутствие вооруженных европейцев на земле, где зимой ниже минус десяти, как положение, плохо совместимое с продолжением жизни. Его личной жизни. Дело тут не в градусах, никто ж географию как следует не учил, чтобы заметить очевидные совпадения. Это исторически складывалось. Особенность психики. А когда ваш противник имеет миллионы людей, готовых к смерти ради победы, война скоро принимает для вас совсем нехороший оборот. Это еще японцы уяснили — самураи — что главное качество хорошего воина — не просто воина, а хорошего воина — это готовность к смерти. Они этим даже бравировали. А мы этим никогда не бравировали, у нас и так лето короткое, пожить бы. Пожить.

То есть я хочу сказать, что минус восемь — это минимальная граница МИРНОЙ России. Это — кожа. Меньше — уже будет война. А вот минус десять — это граница нашего внутреннего жизненного пространства, наших кишок, так сказать. Глубже проникать уже просто нестерпимо больно. Возникает непроизвольная и неудержимая ответная реакция. Ответной агрессии. Вот исторически сложившаяся граница этой непроизвольной реакции — минус десять января. Это не просто моя выдумка, а опыт истории. Опыт. Возьмите карты и проверьте сами.

Кстати, я знаю, что надо было делать Гитлеру, чтобы нас взять. Надо было не давить на Сталинград — это минус десять — а обойти его южнее, где дельта Волги, где был Саркел, там минус восемь, обойти море, вторгнуться в Казахстан, охватить Каспийское море, овладеть Каспийской нефтью. А русских держать в невыносимом, изматывающем напряжении на границе минус десять. Но дальше не лезть, не травить. Ждать, пока у нас нервы не выдержат. Ведь до Сталинграда оставалось неясным, на чьей стороне сила. Может, и на ихней.

Кстати, вот Кожинов здорово раскрывает значение нашей годовой битвы подо Ржевом. Кто не читал — обязательно прочтите. Именно там, подо Ржевом, был один из ключевых пунктов той войны. Мы отбросили немцев от Москвы на сотню километров, а дальше будто сил не было. Ну, больно, что сидят немцы в Смоленске, но там и литовцы сидели┘ Вот Москва — это нестерпимо: тут уж идет война народная. Подо Ржевом решался вопрос, у кого будет стратегическая инициатива, кто будет теперь наступать. Гитлер выкинул лозунг: «Ржев — ворота Берлина». И это была правда. Если бы немцы не отдали Ржев, если бы Гитлер не потратил зря силы по Сталинградом, можно было бы держать русского медведя загнанным в берлоге. Только не лезть, не лезть туда самому, в берлогу медвежью! Если бы Гитлер удержал Ржев — это вопрос психологии войны, а не стратеги и проч. — может, и сегодня граница между Европой и Россией проходила подо Ржевом, точнехонько по изотерме минус десять. А так мы вишь, все же отыграли себе два градуса; да как чисто отыграли — даже никто пока и не претендует.

Но отчего, почему изотермы могут играть какую-то роль? Может быть, дело и в экономике. У нас ведь, знаете, любят крайности. Сегодня мы марксисты, по крайней мере материалисты-атеисты, и считаем, что мир управляется большими деньгами. А завтра мы уже идеалисты, вовсе отрицаем влияние экономики на психологию.

Но вот, к примеру, внимательное изучение климата разных стран позволяет указать важные предпосылки, почему то-то и то-то имело место в одних странах и не имело в других. Ведь страны — исходно, по самой природе — отличаются в первую очередь именно климатом (во вторую — ископаемыми), а уже климат определяет растительность и прочие природные условия. Конечно, и сам климат в свою очередь зависит от широты, морей и гор. Но ведь можно жить и вести хозяйство на любой широте, на любой горе, если только тепло да не слишком сухо.

Европа — это выдающееся в смысле климата место. Это — самая северная земля теплой зимы. Самая европейская из стран Европы — это Англия. На одной широте с Англией расположено озеро Байкал и Гудзонов залив, замерзающие на зиму. А в Англии зимы как таковой нет: морской климат, зимой там выше нуля. Что это значит с точки зрения хозяйства? Север — значит холодное лето, невыгодно заниматься сельским хозяйством. А чем выгодно заниматься? Да в общем-то, жить лучше на юге, на юге всем выгоднее заниматься. Но ведь на севере главная проблема вообще-то — зима. Зиму трудно жить, надо иметь накопления, чтобы жить зимой. Поэтому на широте Англии в общем-то люди почти и не живут — только вот в Европе, где аномально теплая зима. То есть, жить можно, но вот сельским хозяйством лучше заниматься где-нибудь в Китае, в Индии, в Южных Штатах Америки. Так чем тогда заниматься в такой северной стране с морским климатом? В первую очередь, торговлей и прочими мореплаваниями, конкистой (завоеваниями заморских земель), морским разбоем┘ Это важные страницы истории Европы — но именно Европы, а не Китая, не Индии. А еще чем выгодно заниматься? Правильно, надобно совершить промышленный переворот!

Жить выгодно, а крестьянствовать невыгодно — значит, избыток рабочих рук, бродяжничество, уже почти пролетариат┘ Овцы едят людей, люди создают интернационал. Кто-то может считать, что англичане самые умные. Наверное, не без того. Но на ум и денежки нужны. В Англии более, чем где бы то ни было, рентабельным было на тот момент вложить капитал в ткацкий станок. Помните, как было дело? Индийский ткач побеждал английского ткача в конкурентной борьбе, потому что индусу нужен банан и пальмовый лист от дождя, а англичанину надо все же перезимовать свои жалкие +4 в январе. Дорогая рабочая сила. Притом банан в Индии и сам вырастет при их климате, а чтобы накормить англичанина, нужен какой-никакой труд. Логика ситуации понятна. Попытки правительства запретить ввоз индийских тканей, чтобы спасти национальную промышленность, успехом не увенчались: победила идея глобализации, которую проводили на тот момент контрабандисты. И тут на сцену выступает станок! И случается промышленная революция, и Англия на сто лет — сильнейшая держава. Вот что значит умение правильно использовать местные условия, превращая недостатки в достоинства. Вот чему бы поучиться.

Славна история Европы, Европа — место бурления прогресса.

Конечно, с одной стороны, к экономике дело не сводится. А с другой — факты, совпадения, которые иначе как экономикой не объяснишь.

Лично я думаю, имеет место все — и то, и другое. Экономика хочешь — не хочешь, а влияет на душу; вполне свободна от влияния экономики только душа, до конца предавшая себя Богу, ибо Ему принадлежит все, в том числе и всякая экономика. Но никакая душа, даже закостеневшая в сребролюбии, к экономике не сводится. Особенно русская душа. Рассуждая экономически, «для чего эти птицы на север летят, когда птицам положено только на юг?». Экономический человек, по идее, должен искать где теплее и где лучше кормят. Задумаемся об отцах. То, что наши праотцы избрали для жительства «эту страну», а не остались ну хоть на Украине под Киевом, все же не объяснишь одними экономическими причинами. А ведь уже и сама Украина — по европейским понятиям — страна весьма холодная и неплодородная. Да и Польша-то так себе, окраина Европы. А уж Россия — вовсе запредельное место. Место ссылки. Что для москвича Сибирь, то для венца или берлинца Россия. Для француза Москва — что твоя Колыма. Лето ж три месяца в году. Ничего ж не растет толком. А еще и засушливость.

У нас интересно: граница засушливых земель на огромном протяжении в многие тысячи километров — от Монголии до Урала — совпадает с границей холодного лета.

Есть в агроклиматологии такое понятие: сумма летних температур. СЛТ. Складываются температуры всех дней года, когда выше десяти градусов. Когда растут растения. Получается число, которое характеризует сразу и то, насколько теплое у вас лето, и то, насколько оно длинное.

Если сумма летних температур (назовем ее СЛТ) ниже +400 (к примеру, на Чукотке), земледелие на открытом грунте считается невозможным.

При СЛТ от 400 до 1000 (Камчатка, Воркута, Мурманск) вы успеваете вырастить зеленый лучек, редиску, репу.

СЛТ от 1000 до 1600 (русский Север, Архангельск, а также Финляндия и Исландия)- рожь, картошка. Вообще, тут выгоднее заниматься скотоводством и лес рубить.

От 1600 до 2200 — пшеница. Это Прибалтика, Швеция, Дания, Шотландия, Ирландия, север Англии. По буржуазным понятиям территории эти не весьма рентабельны для сельского хозяйства. Но нам выбирать не приходится: тут почти вся Россия. Россия отличается от всех перечисленных стран не суммой летних температур, а тем, что у них зима гораздо теплее: морской климат.

Теплее 2200 у нас только в Поволжье и на Северном Кавказе. Вдумайтесь: даже на юге Англии, где овцы съели людей, потому что они оказались рентабельнее крестьян, даже на юге Англии СЛТ выше, чем в «нормальной» России (все же Ростов и Краснодар — немного нехарактерны для России, не говоря уже об Астрахани, не так ли?). Когда английские крестьяне были съедены овцами? Когда было преодолено натуральное хозяйство и весьма особая Англия вошла в единую европейскую экономику, где у всех принято иметь долгое и жаркое лето. Крестьяне пали жертвами интеграции, поскольку если быть крестьянином, то лучше не в Англии. Русские крестьяне чем-то лучше английских? У меня тут в деревне ощущение, что наших крестьян кто-то доедает. Мировая экономика? А ведь в Англии не только нет зимы, там еще и не бывает засухи. Имеет смысл напомнить, что в Англии зима теплее, чем в Сочи и Севастополе. В Лондоне растут пальмы. Но вот лето там по европейским понятиям не ахти.

Есть такое понятие: коэффициент увлажнения. Берется сумма годовых осадков и делится на величину, характеризующую испарение: сколько за год должно испариться солнышком. Получается занятная безразмерная величина, имеющая строгие соответствия в биосфере.

Если у вас коэффициент увлажнения больше 1.0, вы имеете лесистую местность. Джунгли, тайга, березовая роща — это зависит уже от режима температур.

Если между 1.0 и 0.55 — лесостепь и степь (у нас это так называется), если от 0.55 до 0.33 — точно уж не лес совсем, а степь, саванна, прерия или что-нибудь в этом духе, но с опасностью опустынивания.

Ниже 0.33 — пустыня, более или менее страшная и гибельная.

Так вот, граница засушливых земель и граница холодного лета вовсе не обязаны совпадать — то, что у нас они совпадают — это особенность нашей земли. Не обязаны — это разные вещи. Но вот там, где у нас в России теплое лето — сумма летних температур (СЛТ) более 2300 градусов — там мы непременно имеем засушливость. И что самое занятное — эти две границы совпадают с южной границей нынешней Российской Федерации от Урала до Монголии! Совпадение тут приблизительное, плюс-минус двести километров, зато тысячи километров протяженности, поэтому и оно не может не настораживать. Но этим дело не ограничивается. Глянем восточнее.

Монголия — страшное место. В Монголии лето сравнительно холодное и короткое, как в Москве, но засушливое, как в Поволжье. Вот это климат! Но это не у нас. Монголия — ее наиболее заселенная часть, примыкающая к России — как раз и зажата между СЛТ 2300 (южнее испарение слишком большое, сухо) и границей засухи (севернее живут русские и буряты). Наверное, это худшая территория в Евразии, не считая Тибета. Хуже России несравненно. Шансов стать благополучной страной у Монголии нет. И дело тут не в народе. Если населить Монголию культурными немцами, у них вырастут некультурные внуки и правнуки. Монголы.

Так вот, если на минуту включить монголов в состав РФ, памятуя, что когда-то у нас была единая империя (при Батые), то Южная граница России совпадает с границей в 2300 градусов аж от Урала до Тихого океана. Граница между Манчжурией и нашим Дальним Востоком — это граница СЛТ 2300! Вот совпадение — закачаешься! Совпадение длинной 6000 километров. От Урала — до Океана!

А от Монголии до Урала — совпадение сразу трех границ! Почему же эти две границы, совсем не родные, но в России между собой совпадающие, совпадают еще и с государственной границей нынешней РФ? Где получше с дождичком — там лето холоднее. Где чуть потеплее — там засуха. Что-то где-то и понятно: где потеплее, там испарение сильнее, вот и все. Но вот на востоке Америки и Китая, а также в Европе (начиная с Западной Украины, это уже преддверие Европы) теплое лето сочетается с достаточным увлажнением. Другой тип климата, другая страна. Тепло и влажно! Европа.

Но почему же — граница РФ? Вот это открытие! Хотя, в сущности, все понятно. Лес и лесостепь — нам. Просто степь (целина!) — казахам. По братски.

А граница СЛТ 2300, прошу это запомнить, — это граница России от Урала до Тихого Океана. Естественная природная граница. Просим китайских товарищей сделать выводы.

Правда, есть и исключения, по своему многозначительные: если делить землю по климату, то к России по признаку холодного лета придется причислить не только Монголию (где, впрочем, по нашим меркам слишком сухо), но еще и некоторые области Северного Казахстана, как раз те, где и живут сейчас русские. Климат там русский. Еще восточно-казахстанскую область, примыкающую к Сибири, с Усть-Каменогорском, который не знаю теперь как называется по-казахски. Эта идея понравится патриотам, так что я хороший. Но я интересуюсь истиной, не ища подтвердить или опровергнуть какие бы то ни было идеи. Просто наблюдаются факты, нравится это вам или нет. Мне самому не очень нравится, что Украина и Белоруссия за кордоном. Это опасно в военном отношении. Но так судил Бог. И, между прочим, так идет изотерма. Но ведь недаром по Украине мы от немцев — драпали, а на десятой изотерме ДРАТЬСЯ НАЧАЛИ, а?

Но я не утомил читателя цифрами и фактами? Попробуем обобщить.

Говоря обобщенно, Россия — это три региона. Один огромный и два больших.

Главный регион ограничен изотермой минус восемь января с запада, а с юга — границей СЛТ 2300, которая от Урала до самой Монголии совпадает еще и с границей вечной засушливости. Это собственно Россия, Россия в собственном смысле, как мы ее представляем, когда говорим слово «Россия». Березки там, сибирские кедры, великие реки, классическая русская поэзия. Нищета. Впрочем, если уж совсем строго, то с северо-востока нужно бы ограничить «собственно Россию» суммой летних температур 1600 градусов. За этой границей затруднительно вести традиционное русское хозяйство, никто его там и не ведет. Это уже области расселения «малых народов». Русские там тоже есть, но сравнительно с собственно Россией — мало. Собственно Россия всем известна по карте железных дорог: там плотно идет сетка, а севернее и восточнее — очень мало. Воркута, Уренгой, БАМ┘ Все русские города населением более 500.000 имеют сумму летних температур более 1600 градусов. Казалось бы, при чем тут города? Не крестьяне же там живут, зачем им СЛТ? Но — факт. Интересно, что даже Иркутск и Красноярск не нарушают это правило, хотя они расположены в землях более холодных. Но имеют локальные особенности климата. Они расположены на небольших островках теплого лета. Вопрос: зачем русскому горожанину теплое лето?

У нас есть города и с СЛТ менее 1000 градусов. Это Мурманск, Норильск, Воркута, Магадан, Петропавловск-Камчатский. Все они имеют более 100.000 жителей. Для сравнения: в Скандинавии самый крупный населенный пункт с СЛТ ниже 1000 градусов — это Курука (Швеция). Там менее 30.000 жителей. Заметьте это, ведь скандинавы вообще-то считаются спецами, зубрами холодного лета. Не холодной зимы (зима у них теплая), а холодного лета. Но даже тут они нам уступают. Даже финны. О том, что они (кроме отдельных представителей из провинции) вовсе не знают настоящей русской зимы, я еще скажу. Сила моря, по Дугину.

Другой большой регион, принадлежащий России — это Поволжье. Зима там такая же холодная, как в основной России, но Поволжье (ниже Самары) лежит уже ЗА границей постоянной засухи. По общероссийским понятиям там очень сухо. Поливное земледелие. Все жмется к Волге. Чуть дальше от Реки — пустая степь. Поволжье — это наш плацдарм в Великой Пустыне, о которой разговор особый. Климатически Поволжье заметно отличается от собственно России, особенно южное Поволжье.

Еще один особый регион РФ — это Северный Кавказ. Там зима теплая, украинская, а лето жаркое, долгое, но тоже засушливость. Это у нас самый плодородный регион (хотя по европейским понятиям тоже почти бросовый), самые завидные земли по нашим скромным понятиям о климате, потому там у нас и идет вечная война. Это уже — климатически — почти что южная засушливая Европа (типа Средиземноморья), но это — не Россия. В Беловежской Пуще от нас Северный Кавказ намах бы могли отстегнуть. Народ тамошний себя именует казаками. А казаки — это вам не простые мужики, читайте «Тихий Дон».

Видите, чуть потеплее, чуть поплодороднее — уже и раздоры. Хоть кровь и русская, ан денежка выходит врозь. Как и с Украиной.

Итак, Россия — три больших климатических региона. Вернее, один большой и два при нем поменьше. Большой регион четко ограничен климатически, два поменьше ограничены политически и поэтому издавна спорные. И еще мы имеем несколько особых маленьких территорий, которые надо упомянуть ради строгости изложения.

Псковская и Новгородская области по типу климата — уже Прибалтика, зимой там теплее минус восьми. История Пскова с Новгородом, помнится, несвободна от поползновений сепаратизма. По климату это — самая окраина окраины Восточной Европы, но еще не совсем Россия. Это — колыбель России, по Кожинову. Но еще немножечко Европа.

Восточное побережье Камчатки — тоже особый регион, там сравнительно теплая зима. Также и Курильские острова — морской климат, теплая зима. Заметим, Курильские острова — нерусский климат. Я ничего плохого не хочу сказать, но замечаю, что наши конфликтные регионы все имеют климатические особенности (хотя не все особые районы имеют конфликтные проблемы, а только те, где климат отличается в лучшую сторону).

Калининградская область — ясно. Трофейная.

Побережье Белого моря. Север. С зимой там все в порядке, это Россия. Зато лето холоднее 1600; по логике, это должна быть территория «малых народов», однако русские тут живут, создав особую субкультуру — поморы. Заметим — чуть другой климат — сразу же и чуть другая культура. У меня есть знакомые, которые специально туда уехали жить, мол, там люди лучше. Хм, что за притча? Чем хуже климат — тем лучше люди. Неужто и тут — экономика?!

Несколько слов о Великой Пустыне. Это тоже маленькое открытие. Не Российского, а всемирного масштаба.

Если отметить на карте все места, где коэффициент увлажнения, скажем, меньше половины, то обнаружится, что в Евразии и Африке мы имеем огромный регион засушливых земель, цельный материк засухи от Сахары до Гоби, окраиной которого является наше Поволжье. Это еще не открытие, а предисловие. На каждом материке имеется такой пустынный и малонаселенный регион. В Северной Америке — это большой кусок на западе США и почти вся Мексика. В Южной — большая часть Аргентины и Чили. В Африке два таких региона — Калахари на юге и Сахара на севере. Но самый засушливый континент все же — Австралия. Почти вся Австралия, кроме влажной полосы на востоке — пустыня.

Справедливости ради надо упомянуть, что Европа тоже знает засушливость — не вся Европа, а Средиземноморье. Это НЕ ПУСТЫНЯ, конечно, но увлажнение там плохое. Я бы выделил в Европе три климатические области: Средиземноморье (юг Испании, побережье Франции, Италия за исключением северной, бывшие приморские республики Югославии, Греция, Болгария), где засушливость; Запад, где нет зимы; Восток, на краю которого находится Россия. Естественно, основной экономический потенциал Европы располагается вне области засушливости.

Так вот — в Евразии и Африке (как говорят некоторые, в Афразии) Великая Пустыня колоссальна и не имеет аналогов по площади. И вот что интересно — собственно открытие! — практически ВЕСЬ ЭТОТ МАТЕРИК ЗАСУХИ НАСЕЛЕН МУСУЛЬМАНАМИ, а за пределами этого материка мусульмане встречаются в считанных местах, как то: Татарстан, Чечня вот, Бангладеш, Индонезия и еще несколько. То есть ГРАНИЦА РАСПРОСТРАНЕНИЯ ИСЛАМА ПРАКТИЧЕСКИ СОВПАДАЕТ С ГРАНИЦЕЙ ЗАСУШЛИВЫХ ЗЕМЕЛЬ. Совпадает, факт.

Исключения составляют земли, на которых ЗАСУШЛИВОСТЬ СОЧЕТАЕТСЯ ЕЩЕ И С МОРОЗАМИ. ЭТО ТИБЕТ И МОНГОЛИЯ — СТРАНЫ БУДДИЗМА, а также Киргизия и Северный Казахстан, где буддизм имеет влияние. И кусок Китая, где горы Шаолинь.

Как будто Исламу для цветения нужна пустыня, а буддизму — пустыня плюс страшная морозная зима без снега, когда земля трескается не от засухи, а от мороза — трещины такие, что ногу сломаешь. Ну, как это объяснить. А ведь это — факт. Совпадения границ неплохие.

И вот что важно. Это тоже для меня лично — открытие. Почти нигде в регионах засушливых земель мы не видим хорошо развитого хозяйства. В том числе в США! Засушливые штаты в США заселены плохо, что за бесхозяйственность, земля пропадает! Хорошая, основательная засушливость плохо сочетается с богатым человеком, даже с американцем. Так вот — то, что мусульмане все-таки освоили эти регионы и хоть худо-бедно, но живут там — должно вызывать наше уважение. Надо же всем где-то жить. Надо везде жить, земли-то мало на Земле. И совсем неумно пенять таким подвижникам экономическую отсталость.

Надо уважать мусульман за их небольшие экономические достижения — они стоят дороже, чем весь блеск Европы и Америки. Хорошо жить на хорошей земле, а почему бы не перенести столицу США из Вашингтона в Колорадо? Вся экономика США сосредоточена в штатах с хорошим климатом, смотрите в карты. Где климат чуть похуже — американец не живет.

Но нам с вами и тут есть чем гордиться. Самый хорошо развитый засушливый регион на Земле — наше Поволжье! (Не считая Саудовской Аравии с ее нефтью, грандиозного американского Лос-Анжелеса НА БЕРЕГУ Тихого океана, и государства Израиль, экономическая основа которого мне непонятна.) Поволжье — северная окраина Великой Пустыни. В подобных по климату штатах Америки население почти отсутствует, а у нас там миллионы. Но тут дело в Волге, это ясно. Поволжье — органическая часть России. В случае, допустим, распада страны там некому будет хоронить людей. Не некого, подчеркну, а некому будет хоронить голодающих Поволжья. Я говорю о Поволжье ниже Самары. Самара стоит на границе собственно России и материка Великой Засухи, часть которого досталась нам в наследство от Чингисхана. «И текла по матушке наша кровь-кровинушка, стыла бурой пеною возле берегов.» Это о Волге. Волгу мы ЗАВОЕВАЛИ, надо это помнить. И Северный Кавказ — завоевали. А собственно Россия, большая Россия, она, матушка, нам просто так досталась — просто никому больше не нужна была. А когда нас заметили, стали с нами активно воевать. Каждые сто лет Россия — на грани гибели. Век за веком: поляки в XVII, шведы в XVIII, французы в XIX, немцы в прошлом┘ Но наши завоеватели не собирались нами ВЛАДЕТЬ, а хотели просто ликвидировать, чтобы мы им глаза не мозолили на востоке. Владеть Россией нерентабельно.

А вот еще совпадение. Граница летних температур 2300, которая является границей России от Тихого Океана до Урала (нигде за Уралом мы не имеем долгого и жаркого лета, как в Волгограде, к примеру) отделяет и США от Канады на огромном протяжении в центре материка. Это южная граница штатов Онтарио, Манитоба, Саскачеван и северная, соответственно, Штатов Миннесота, Северная Дакота и Монтана. Опять Канада — вроде Россия, а северные из Штатов — вроде Казахстана или Поволжья.

А вот еще совпадение. Граница между Калининградской областью и Польшей — опять-таки граница СЛТ все тех же 2300 градусов. Не удивительно ли? Итак, не завоюй мы Волгу, Дон и Кавказ (абстрактно говорю), наша южная граница от Балтики до Тихого океана была бы СЛТ 2300 градусов. И теория моя была бы совсем простой — как пять копеек. Но жизнь сложнее.

Нельзя умолчать и о том, что на Сахалине, даже на самом юге Сахалина, СЛТ ниже 2300, а на самом севере Японии — уже выше. Опять 2300, ну что ты будешь делать! От Калининграда до Сахалина СЛТ 2300 — южная граница России, НО! В европейской части России мы вырвались-таки южнее, взяв Волгу, Дон и Кавказ. Это плод вековой борьбы Русских царей и казачества против «татар». Если бы не эта столетняя война, наша граница шла бы по реке Хопер, чуть южнее Пензы и Самары, а Оренбург был бы спорным. Южнее жили бы братские народы, исповедующие Ислам. Ныне история этой борьбы подзабыта массовым сознанием. Надо вспомнить. Там же была Орда. И мы ее на Куликовом Поле не разбили. Набеги оттуда (с Великой степи и из Крыма — с сухой земли) на нас совершались даже и в XVII веке (крымцы), даже и в XVIII веке (калмыки), даже и в XXI неспокойно на Кавказе. То, что эта земля — наша — это целая история. Это — наш плацдарм, а в связи с тем, что у Америки теперь есть военные базы на юге бывшего СССР, это становится не просто теорией.

Кстати, об американском штате, о Монтане. Забавный штатец. По климату это — двойник нашего Поволжья в районе Саратова. Там протекает Миссури и тоже есть нефть, как в Саратове. Но население Саратова — миллион, а население Грейт-Фолса — несколько десятков тысяч жителей. Грейт-Фолс я склонен переводить как «Большой обман». Другой городок — Биллингз — такой же мелкий, переводится он как «Обещания». Мол, звали в землю обетованную, а приехали в Поволжье. И что им не нравится это Поволжье? Ну, морозы. Зимой. Но — арбузы ведь летом! Одним словом — Монтана!

Вообще поучительно сравнивать экономическое развитие аналогичных по климату территорий у нас и в США, Сразу становится ясно, кто чего стоит. Наша земля заселена более плотно, при этом экономически развита лучше, и тут нет ничего непонятного. У нас гораздо ниже жизненный уровень — этим и обеспечивается лучшее развитие плохих (по их понятиям) земель. Надо не потреблять, а экономить, товарищи буржуи. У вас — общество потребления, у нас — общество производства. Все работают, все нуждаются. А у них — наоборот. Американский уровень жизни, помимо труда третьего мира и финансовых фикций, обеспечивается тем, что эта земля, одна из лучших на планете по климату (главное, восток и юго-восток), сравнительно мало населена. Им нет смысла особо развивать плохие земли — чтобы народ не разбежался оттуда, надо платить слишком много. Поэтому там только самые доходные предприятия. А русским бежать некуда, приходится довольствоваться тем, что есть. Потому там, где у американцев одни рудники и вышки, у нас есть все, что хочешь, включая курорты и здравницы.

Насчет Японии тоже интересно! У них есть земли, где зимой минус, но они там практически не живут. Японцы живут только там, где зимой средняя температура — плюс. Очень поучительно наложить на Японию нулевую изотерму. Нулевая изотерма резко отделяет густонаселенные области Японии от малонаселенных. Исключение — Саппоро. Особый город. Это японская Восточная Европа. Там зимой минус, но, конечно, не русские минус восемь! Говорят, при этом там особый режим труда и все такое. Казалось бы, всего лишь минус четыре, чего там┘ Японцы относятся к этому серьезно. А ведь минус восемь — это теплая граница России; вообще-то Россия — это гораздо холоднее!

Кстати, вот в Исландии зимой от нуля на юге до -4 на севере. (Восточная Европа без Украины. Граница СССР и стран соц. Лагеря — примерно -4.) Плюс холодное лето. И что, что там слышно про Исландию? Это ж страна европейской культуры! Климат, климат┘

А вот еще совпадение. Северная Ирландия отделяется от остальной Ирландии зимней изотермой плюс пять. Это случайность, совпадение? Так что надо бороться с терроризмом.

Еще. Когда славяне захватывали Византию — раннее средневековье — , они взяли (или — им отдали) земли, где зимой ниже нуля. Теплая зима осталась за Византией. Древний Рим. Совпадение границ. Хорошее совпадение. Или просто случайность?

Еще. Изотерма -6 января совпадает с границей СССР до 1938 года. От Минской области до Винницкой.

Древняя Великая Армения, ныне по большей части занятая Турцией, ограничена той же изотермой -8 января, что и Россия. Почему — не ведаю. То есть зима там, у армян, русская. Горы потому что. А лето у них — армянское. Армения — остров суровой зимы посреди стран теплых.

В Азербайджане зимой плюс, а в Нагорном Карабахе — как в Восточной Европе! — промежуточная область от нуля до -8. Аналогия. Конфликт Азербайджан — Армения климатически аналогичен конфликту Европа — Россия.

И вот, друзья, обнаружив всякие такие совпадения, начал я рыть все подряд, сопоставляя климатические карты с экономическими и политическими. Соответствий оказалась уйма, притом самых поразительных!

Предварительный мой вывод из этих наблюдений: роль климата лично я до тех пор очень сильно недооценивал. И еще напрашивается гипотеза, что экономика все-таки — очень важная вещь. Ведь именно экономика с климатом в первую очередь связана. К примеру, растительность данной области определяется в основном ее климатом. А значит, и то, чем тут выгодно заниматься, а чем — не очень. Это называется рента. Каждая страна — это земля, а земля — это рента. Сверхприбыль. Нелишне разъяснить, быть может, что рис выращивают в основном там, где нельзя выращивать хлопок, а кукурузу — лишь там, где не растет рис, а пшеницу только там, где плохо кукурузе. Есть четкие пшеничные, кукурузные и рисовые (или хлопковые, это от увлажнения зависит) пояса. В каждой земле по большей части выращивают то, что выгоднее. Остальное вырастят те, кто победнее. Мы — то есть. У нас — страна пшеницы, и именно поэтому едим мы много хлеба. А наши северяне едят оленя — там хлеб не успевает вырасти за ихнее трехнедельное лето. А сложившаяся столетиями народная культура определялась в немалой степени и тем, что в данной земле люди вообще делают, как работают. Тепло ли одеваются. Кстати, вы знаете, что во Вьетнаме отменяют школьные занятия, когда холоднее ПЛЮС десяти? Детям нечего одеть в школу. Вот странные, купили бы куртки, связали бы детям свитера┘ Скажется на семейном бюджете? А у нас — не сказывается-с?

Мы с вами живем на севере, это надо осознать. В земле совсем невыгодной. По общемировым понятиям, мы живем очень на севере. Почти как чукчи. Но мы — умные. Даже очень. У нас есть Пушкин и Достоевский. Так что не надо волноваться по этому поводу, а надо спокойно разобраться.

Во-первых, важный, фундаментальный факт, который надо бы вдалбливать всем со школьной скамьи. Летом к северу прохладнее, к югу жарче. Но то — летом. А вот зимой по всей Европе (кроме самого средиземноморья) вплоть до Уральских гор изотермы января идут не С ВОСТОКА НЕ ЗАПАД, как ожидает здравая интуиция, то есть по принципу чем южнее, тем теплее — а С СЕВЕРА НА ЮГ. Это надо осмыслить. По всей Европе, кроме Средиземноморья, зима крепчает не к северу, а к востоку континента. Это — важная особенность, и особенность именно европейского континента. Это влияние «силы моря», Атлантики с Гольфстримом. На Россию — до Урала, до границы Европы — это тоже распространяется. Скажем, в Питере зимой температура выше, чем в Москве, хотя Питер гораздо севернее. Зато он западнее. А в Волгограде зимой так же, как в Москве, хотя Волгоград гораздо южнее. В Англии зимой те же градусы, что и во Франции, что и в северной Италии, хотя, конечно, в Англии зима длиннее, а лето — короче.

И это при том, что в июле мы имеем от +16 до +20 и на юге Англии, и по всей Франции и Германии, и в Польше и Чехии, и на большей части территории России. Хотя у нас лето гораздо короче. На севере всегда лето короче, но на севере лето может быть и очень теплым, если дело происходит в глубине континента. Европа вытянута с юго-запада на северо-восток, поэтому лето по всей Европе почти одинаково теплое, на севере попрохладнее, на юге пожарче. +24 в июле выходит только на юге Испании, на побережье Италии, Греции и Турции — в засушливом Средиземноморье. В остальной Европе, как восточной, так и западной, лето почти одинаковое по изотермам. Зато изотермы января идут с севера на юг. И зима совершенно разная в зависимости от долготы, а не от широты. Понимаете? Летом теплее на юге, а зимой — на западе. Но при этом летом по всей Европе, кроме Средиземноморья, от +16 до +20, а зимой от -16 (чуть вглубь России) до +8 (Испания, запад Франции). Диапазон температур зимой в шесть раз больше, чем летом.

Гипотеза. Важное предположение!

Проблема Востока-Запада на Европейском континенте — то же, что извечная проблема севера-юга в других местах. Запад — это европейский юг, Восток — это европейский север. Европейский ВОСТОК-ЗАПАД — ЭТО СПЕЦИФИЧЕСКИ ЕВРОПЕЙСКОЕ ПРЕЛОМЛЕНИЕ ИЗВЕЧНОЙ И ВСЕМИРНОЙ ПРОБЛЕМЫ ЮЖАН-СЕВЕРЯН. Часть этой проблемы — вернее, ее крайнее выражение — это русская проблема. Россия — дальний восток Европы. То есть Россия — зимой — крайний север Европы. Европейские страны сильно отличаются по характеру зимы. А летом вся Европа, за исключением Средиземноморья, почти однородна по температуре.

Давайте бегло оглядим другие регионы земли с похожими отношениями.

Южный Китай — столица Нанкин-Париж — как бы Западная Европа (зимой выше нуля). Северный Китай — Пекин-Берлин — как бы восточная Европа (зимой от нуля до -8). Манчжурия — как бы Россия (зимой ниже -8). Манчжурам удалось-таки захватить Китай. Деяние славное, а результат неожиданный. Результат — единый Китай, как бы единое государство Европа с провинцией-Россией, со столицей в Берлине. Исход — Манчжурия-Россия ассимилирована Китаем-Европой. Тут я учитываю только режим зимы, забывая о лете. Лето в Китае китайское, а не европейское. А зима в Северном Китае — восточно-европейская.

Север США — тоже как Восточная Европа (мягкая зима, от нуля до -8, даже до -4, холоднее -4 — малонаселенные штаты). Юг США — как Западная (выше нуля). Экономически зависимая Канада — Россия. Собственно русскую зиму (ниже -8) знают и на севере США, но там такая же низкая плотность населения, как у нас за Уралом. Война Севера и Юга, в которой победил Север — это как бы объединение Европы под властью Германии (в Европе Север на Востоке). Вариант единой Европы с «независимой» Россией. Опять учитываю только зиму. Лето в основной части Канады — гораздо теплее, и там нет засушливости. У нас вышло бы похуже.

Итак, объединение Европы — ослабление России? Но аналогии — это только аналогии.

Лучше сосредоточиться на неоспоримых фактах. Нулевая изотерма (ноль градусов средней температуры января) совсем неплохо делит Европу на традиционно, исторически сложившуюся Западную (строго говоря, юго-западную) и Восточную (северо-восточную). Англия и Франция имеют зимой выше нуля, Скандинавия и Польша — ниже. Граница в ноль градусов января рассекает Германию, отделяя от нее Рейнскую область (климатически это — Западная Европа), где сосредоточен практически весь промышленный потенциал Германии, проходит по отрогам Альп, между Швейцарией и исторической Францией (нынешняя Франция побольше), рассекает Югославию, отделяя от нее приморские Черногорию, Боснию, Хорватию и пр., делит Болгарию на северную и Южную (южную греки считают своей исторической территорией, там до турок была Византия), отрезает от Крыма Севастополь (Севастополь — чуть ли не единственный у нас, у русских, простите уж меня, братья-украинцы, вполне европейский по климату город! Нет, еще есть Черноморское побережье Кавказа и Сочи┘ Вот западноевропейские города России! Северный Кавказ — наша Восточная Европа, там от нуля до -8), затем отрезает центральные районы Турции от прибрежных. Каждый, кто вникал в проблемы перечисленных регионов, согласится, что это очень и очень многозначительная граница! Нулевая изотерма. Греция, замечу, по типу зимы — западноевропейская страна. Но она была завоевана Турцией, и, быть может, поэтому до сих воспринимается нами как восточноевропейская — по принципу противовеса. Сама она усердно и успешно рвется именно в Западную Европу. Также западноевропейской по климату являются и Турция, и Грузия — там зимой плюс (это ж часть Римской Империи; основная территория Рима, повторюсь, лежала в пределах нулевой изотермы; римская культура — культура по климату западноевропейская). И вот, мы видим — только получив впервые в истории возможность быть самостоятельной, она тут же и захотела туда, в Европу.

А вот Австрия и Швейцария — это вообще-то всегда была восточная Европа. Так оно всегда и понималось в ходе истории. Только победа (конечно, временная) Америки, сателлитами которой являются именно западноевропейские страны, заставляет нас причислить, скажем, Австрию, к Западной Европе. Победа Америки была поражением Восточной Европы. Вообще-то Австрия — это Восточная Европа. Злые языки скажут, ну вот вы же хотите причислить Украину к России. Аналогия сильная. Так вот отпала же от нас Украина. Погодите, отпадет и Австрия от Западной Европы. Мой прогноз: надежно, устойчиво западноевропейскими всегда являлись и будут являться только и именно страны, лежащие по ту сторону нулевой изотермы. Это ихний базис. Как надежно русскими были и будут земли, лежащие по сю сторону изотермы минус восемь. Это — опыт истории.

Но это еще не все. Та же нулевая изотерма делит США на Север и Юг как раз по границе, по которой они разделились во время Гражданской войны. С большой точностью. Причем те штаты, которые поначалу неправильно выбрали свою сторону в ходе войны исправились и разделились точненько по изотерме. Может, скажете, и это — совпадение? А может, и нет! Кто знает, авось еще и аукнется им нулевая изотерма. История-то еще продолжается.

Та же нулевая изотерма делит Китай на Северный и Южный по границе, по которой они много раз разваливались и соединялись. Когда-то это называлось Тан и Чень. В другие эпохи по-другому. В Китае проблема отношений северян и южан — совсем не легкая проблема и сегодня. Я лично сталкивался с этим в период моей дружбы с китайцами. От них разное ощущение, от северных и южных китайцев. Северяне как бы более русские. Ну, самую малость. А южане — ну совсем китайцы. Я с ними почему-то в основном и дружил, как-то интереснее было. Кстати, неплохо осознать, что в Северном Китае зимой ниже нуля и снег. Это часто забывают, когда представляют себе Китай. А севернее Великой Стены — в Манчжурии — холодно как в России. А Южный Китай — как Западная Европа — не знает зимы. Это страна риса, как и Япония (теплое влажное лето). Но не северный Китай! Кстати, Китай от Индокитая отделяется границей СЛТ 8000 градусов; но Гонконг и Тайвань лежат за этой границей. Тоже всего лишь совпадение?!

В Америке Канада — как бы Манчжурия в Китае, только без таких морозов и без Стены. По лету. А низины Мексики — как Индокитай по СЛТ. Только сухо там очень, в отличие от Индокитая. В Штатах СЛТ более 8000 только на юге Флориды. Это уже другой тип климата. В целом же ЮГО-ВОСТОК США ОЧЕНЬ ПОХОЖ ПО КЛИМАТУ НА ЮГО-ВОСТОК КИТАЯ. Кто это осознает? Великая Китайская равнина, по площади куда меньше, чем Европейская Россия, кормит миллиард человек! В России миллиард человек умер бы в ближайшую зиму, у нас за лето столько не вырастишь, чтобы миллиард ртов прокормить. А в Китае это — норма. А в Америке нету миллиарда человек, а ведь если там поселить миллиард, то они выживут! но уже не так роскошно, как в США, а как сейчас и живут в КНР. Роскошь Америки основана на том, что там народу сравнительно мало, хотя земля великолепная.

У нас это многие не осознают. Ау, западники! Америка ближе к Китаю, чем к России, если говорить о природных условиях! Подходят ли нам американские рецепты?

Между Европой и Китаем, по Азии, по мусульманам и по Индии, нулевая изотерма проходит по отрогам гор. Отражается ли это на отношениях жителей гор и долин в Индии и странах Ислама — не ведаю. Судя по ее влиянию на иные народы — должна. Не имею фактов.

Но и приведенных фактов достаточно, чтобы заставить нас задуматься. Ведь и вправду, влияние климата на политику (тем более — на экономику!) НАБЛЮДАЕТСЯ. В совпадениях климатических и политических границ. Сильнейший фактор климата по влиянию на жизнь человека — засушливость. Второй по силе — зима. Третий — короткое лето. Если на карте плотности населения вырезать засушливые районы — все равно там сравнительно мало народу, и провести границу холодной зимы — минус восемь января — то окажется, что где нет зимы — там все густо заселено (кроме одной только Бразилии), а где зима — там всюду пусто, там огромные пустующие земли! Исключение — Россия. Только русские заселили карту зимы. Стоп. Это устаревшая информация. Последние полвека, как мы отдали Манчжурию китайцам (Сталин отдал), на карте зимы появилась еще одна населенная страна — Манчжурия. Итак, в стране зимы живут русские и китайцы. Китайцы — от перенаселения, русские — от чего?..

Но — осознайте — КРОМЕ НАС С КИТАЙЦАМИ НИКТО БОЛЬШЕ В ЗИМЕ НЕ ЖИВЕТ. Пустая земля. Территории холодной зимы в других странах практически не заселены.

Да что там русская зима!

Если несчастная нулевая изотерма — зимний градус плюс или минус — может за длительное историческое время капля за каплей привести людей к стратегическим и неустранимым разделениям, то русские минус восемь тем более что-нибудь да значат. Ведь наблюдается соответствие между реальной экономикой, политикой, историей и реальным климатом! По всему миру наблюдается!

Да и не только по миру. Вот захотел писатель Василий Аксенов сочинить книжку про то, какой могла бы стать Россия, победи в ней белые. И написал он «Остров Крым», выбрав регион, наиболее близкий по климату к Европе. Интуиция художника безошибочно подсказала, что изнеженный, блистающий огнями и небоскребами Симфи (Симферополь) выглядит куда более правдоподобно, чем изнеженный, к примеру, Хабаровск. А ведь Дальневосточная Республика выглядела в свое время куда более способной к независимому от Ленина существованию, чем врангелевский Крым. Только западные спонсоры, видать, совсем не горели энтузиазмом. Ведь подсказывает же чувство реальности, у кого оно есть, что Новосибирск или Челябинск трудно, очень трудно превратить в Детройт и Чикаго, где тоже лежит снег, но средняя температура января в пределах -4. Как минимум, для этого надо превратить Москву в Филадельфию или Париж. Мне кажется, борцы за права человеков это если не понимали умом, то сердцем всегда чувствовали. Не стали же они (в большинстве) возвращаться в Россию после победы над «коммунизмом». И правильно сделали. Каждому свое.

Не только некрасовская кариатида, которая коня на скаку остановит в горящую избу войдет, но и шолоховская Аксинья способна испортить настроение творческой личности, подрывая у нее (личности) уверенность в своих силах.

Вот моя схемка климатической геополитики. Есть три «поражающих фактора» климата. Засушливость, суровая зима, холодное (или короткое) лето. Коэффициент увлажнения, январская изотерма, СЛТ. Самое страшное — засушливость. В сухих землях почти повсюду царит бедность. Это не выдумка и не теория, это говорят географические карты. Почему так — не ведаю. В сухом месте душа не живет.

В сухих землях люди жмутся к источникам воды — к горам, к рекам, в худшем случае — к морю (то есть к дальним странам). Впрочем, сушь отличается от суровой зимы тем, что зима давит всех равномерно, а сушь — только тех, кто оказался лишен собственного источника дефицитного минерала (воды). Кто владеет водой — владеет тут всем. Не случайно, что все древние цивилизации сложились в весьма засушливых регионах — и это на всех континентах! Сушь располагает к централизации, к организации (нет ли связи с исламом?).

Второй поражающий фактор — суровая зима. А вот зима совсем не располагает к централизации; разве что в нашем веке, в веке, когда можно монополизировать источники энергии (тепла). А в общем, зима располагает скорее к анархии. Тут каждый выживает как умеет. Традиционно государственническая психология русских представляется мне следствием скорее не влияния зимы, но совсем иного фактора — Православия, с его «Нет власти не от Бога». Заметим, утратили мы Православие (как массовую психологию), и спустя два-три поколения получили совершенно анархическое население. У нас теперь только ленивые и глубоко верующие не ругают начальство.

Но рассмотрим влияние зимы на ситуацию в землях, подверженных ее действию.

Русские удивительным образом не замечают зимы. Неизвестно, кто первый открыл воду, но это сделали не рыбы. Море, как уже сказано, замерзает при минус восьми (не морская вода в банке — та замерзает при минус четырех — а живое открытое море). Если вдуматься, мороз и сушь сродны между собою: зимой у нас нет собственно воды как таковой, ведь лед — не вода. Его нельзя пить, в нем нельзя мыться, на нем нельзя замесить бетон, по нему нельзя плавать. Россия — страна многих и великих морей. Но Россия не имеет незамерзающих морей, поскольку она, как сказано, почти целиком лежит в пределах минус восьми января. Исключения — Мурманск и Владивосток — там теплые течения. Исключение и Петропавловск-Камчатский — там тоже морской климат. Остальных портов — в качестве портов — у нас зимой нет. Также и у всех, кто живет в царстве зимы. Невольно вспоминается Дугин с его геополитикой. Сила моря и сила земли! Точно! Вот реальное содержание мистических прозрений Дугина! СИЛА МОРЯ — МОРСКОЙ КЛИМАТ, НЕЗАМЕРЗАЮЩИЕ МОРЯ. СИЛА ЗЕМЛИ — МОРОЗ НИЖЕ МИНУС ВОСЬМИ, КОТОРЫЙ ДАЖЕ И МОРЕ ПРЕВРАЩАЕТ В СУШУ. Зимой можно от Москвы до Полюса дойти пешком. И далее, до Америки. Мы с канадцами живем на одном континенте, только летом это незаметно. СИЛА ЗЕМЛИ — на самом деле есть СИЛА ЗИМЫ. Суровая зима убивает море.

Кстати, в южном полушарии собственно зиму с морозом знает только Антарктида. Даже на самом холодном юге Южной Америки (на Огненной земле) зимой ноль градусов. Зима — это чисто северная проблема, если не вспоминать Антарктиду. Мы с вами живем на материке Зимы, на окраинах ее царства. Летом этого не замечаешь, летом у нас есть моря. А зимой мы плавать не можем — негде. Все замерзло. Столица Царства Зимы — заметьте себе! — вовсе не Северный полюс, а наш Верхоянск. Он примерно равноотстоит от всех незамерзающих морей, он в центре Зимы. Полюс, если сравнивать, слишком близок к Атлантике. На Полюсе тепло (там в среднем -30 в январе). А в Верхоянске СРЕДНЯЯ температура января -48. Тут столица Зимы. Тут-то дугинская «сила земли» обитает и царствует полгода. Больше полугода. Итак, вместо мифических «силы моря» и «силы земли», предложенных геополитиками для описания глобальных исторических закономерностей, усматриваются самые что ни на есть материальные сила моря и сила зимы. Усматриваются, заметьте, не в прозрениях, а в обычных школьных атласах по физической географии и политической истории. Вернее, при их сопоставлении.

А наша Москва — это глухая провинция царства Зимы. Пограничный город. Осознаем ли мы, что от Москвы до границы РФ всего четыреста километров? И это при том, что размеры страны — тысячи и тысячи километров. Заметим, что неслучайно Россия — собственно населенная русскими территория России, ведь у нас очень много земель, где мы почти не живем — неслучайно она так странно выглядит на карте — она вы-ытянулась по границе царства Зимы, она жмется к лету. Это — основной фактор географии России. Казалось бы, почему нам не расселиться широко по всем нашим необъятным просторам? Чего мы жмемся к юго-западу? Тысяча-другая на восток — и уже почти пустыня, редкие селения. Города Сибири жмутся к югу, к границе Монголии и Китая. Почему бы вам, массовый читатель, не переселиться к северо-востоку? Значит, действительно климат для нас важен? Обращаю ваше пристальное внимание. Россия — действительно страна зимы, это очень-очень важно. Это — основной фактор нашей географии и один из основных — в нашей истории. И не только нашей!

Если рассмотреть карту плотности расселения людей на земле, исключая из рассмотрения ГОРЫ, а также ЗАСУШЛИВЫЕ и ХОЛОДНЫЕ земли, то получится, что вся остальная земля уже заселена, и заселена весьма плотно — несколько десятков человек на квадратный километр как минимум. Среди незасушливых и нехолодных земель есть только одна, почти не освоенная человечеством — это долина реки Амазонки.

Естественно, горы почти не заселены. Но — заметим — не заселены как раз такие горы, где холодно. Каждый километр высоты — минус шесть градусов. Это физика атмосферы. Быть может, высокогорье тоже сродни зиме и засухе. Недаром вода течет вниз.

Как уже сказано, засушливые земли практически не заселены. Только вдоль рек и по побережьям морей и океанов.

А из холодных земель в общем-то заселены только Манчжурия и Россия.

Огромный материк настоящей суровой зимы (ниже -8, замерзающие моря) — вот его состав: территорией зимы владеют: Россия, Киргизия, Тибет, Монголия, Манчжурия, Канада, Аляска — все! А ведь площадь колоссальная! Но людьми этот зимний материк льда заселен практически только в двух местах. Русскими — вдоль пояса теплого лета (СЛТ от 1600 до 2300) и китайцами в Манчжурии, где СЛТ более 2300 и влажно. Остальное население зимы незначительно. Граница СЛТ 2300 совпадает с границей России и Манчжурии. В Манчжурии зимой — суровая Сибирь, а летом — жара и дожди. Муссонный климат. Упустили мы Манчжурию, проиграли японцам из-за революции 1905 года, отбили у японцев в 1945 и подарили китайцам. А ведь там жили наши казаки. Наша земля была уже. Зачем Сталин подарил Манчжурию Мао Цзе Дуну? Эта земля по характеру гораздо более наша, чем многое другое (намекаю на запад). Главное — там очень теплое лето и при этом совсем нету засухи. А зима — что нам зима? Могла быть наша земля, всероссийская житница. Была уже. Не стала. Но так судил Бог. Стало быть, так надо. Монголия практически была в составе СССР. Тибет┘ Хм, почему бы и нет? Слыхал я, что у Царя были планы на Тибете, которым не суждено было осуществиться.

А Аляска!.. Американцы не смогли развить Аляску. Запороли буржуи нашу Аляску! Самые крупные населенные пункты там — 10.000. А ведь Аляска по климату — двойник Камчатки. Восток Камчатки — что юг Аляски. Те же условия. И незамерзающее море. Мы бы там городов понастроили. Но так не судил Бог. Господь наш судил быть Аляске под Америкой. Стало быть, так надо.

К началу нашей эры, к моменту воплощения Того Самого Бога, Который судит, чему быть и чему не бывать, политическая география определялась основным для той эпохи фактом: разделением человечества на цивилизации (от слова «город») и варваров. Так вот, граница между цивилизованными народами и варварами от Каспия до Японии проходила именно по изотерме минус восемь. В Европе ситуация того времени выглядит из нашей эпохи вроде бы кардинально другой. Римская Империя отделялась от Варваров приблизительно по нулевой изотерме. Мне лично думается, дело здесь в нашем субъективном восприятии истории. Северных китайцев мы варварами не считаем, а южане, к примеру, до сих пор сомневаются в этом вопросе. Мы считаем готов, скажем, варварами, потому что они были врагами римлян, а нам история видится глазами римлян. А ведь готы, к примеру, побили римлян, впервые в истории применив тяжелую конницу (предвосхитив средневековых рыцарей). Тоже ведь еще надо было додуматься, и сделать, и положить начало новой эпохе вооружений. Вот тебе и варвары. Можно, конечно, считать варварами древних германцев и славян — хотя они строили города и заводили государства — но во всяком случае можно обобщить, что далее изотермы минус восемь древние цивилизации почему-то не распространялись. Казалось бы, почему нет?

Во всяком случае, граница эта оставалась незыблемой с седой древности почти до нашего времени (в большом масштабе). Китайцы отметили это обстоятельство постройкой архитектурного памятника — Великой Стены. Еще тысячу лет назад за границей минус восьми мы имели только варваров — по лицу всей земли так! — а где зима хоть чуть потеплее -8, там были все-таки цивильные страны, включая Киевскую Русь. Итак, ГИПОТЕЗА. ВАРВАРЫ ДРЕВНОСТИ ОСТАВАЛИСЬ ВАРВАРАМИ не просто по умственной отсталости, а ПО ТИПУ КЛИМАТА.

Цивилизация — это экономика, а в стране суровой зимы какая экономика? Какая экономика, к примеру у наших северных народов — даром что на дворе XXI век. Но это крайность, хотя и общеизвестная. Я же говорю не о крайностях, а о тонкостях, но наблюдающихся регулярно. Кто еще не верит мне, проверь указанные факты! Так действительно было.

Во всяком случае, если не считать варварами Рюрика, Святого Владимира и Ярослава Мудрого, то ЕЩЕ ТЫСЯЧУ ЛЕТ НАЗАД МЫ ИМЕЛИ СОВПАДЕНИЕ ГРАНИЦ ЦИВИЛИЗОВАННОГО МИРА С ИЗОТЕРМОЙ -8. Русские начали вылезать за эту границу постепенно; еще в начале XII века Владимиро-Суздальские земли были на периферии русской цивилизации. Массовое переселение русских в новую климатическую зону — собственно Россию — совершилось как раз в XII веке, в эпоху Андрея Боголюбского. Мотивы переселения точно неизвестны, мое предположение ничем не хуже других: наши предки, мне кажется, искали земли пусть по природе трудной, но относительно мирной; южная, Киевская Русь была охвачена смутой, борьбой за власть. Но в восприятии остального мира страна холодной зимы так и осталась страной варварской — тысячелетний стереотип — русских за нормальных людей считать не желают. И правильно, зачем нормальным людям земля, где дикий и долгий холод сменяется кратким невыносимым зноем, а потом дождливой осенью — ну зачем крестьянину дождь осенью?

Цивилизованный мир видел из страны варваров только набеги — можно понять их предубежденность. Гунны, тюрки, авары, монголы — первое, что приходит в голову, когда думаешь про то, что дала человеческой цивилизации страна зимы. Можно понять Атилл и Чигизханов: если судьба сделала тебя предводителем народа, живущего в ТАКОЙ земле, самая эффективная программа действий — захватить более теплую землю. Вот в такой-то земле мы с вами и живем. Ясно, что они не могут нас не бояться. «Да, скифы мы! Да, азиаты мы — с раскосыми и жадными газами.» Это Блок сказал.

Кстати, русские князья до принятия Православия медленно, но неуклонно двигались в этом направлении, овладевая землями к юго-западу. Отец святого Владимира — Святослав — хотел было перенести столицу в Переяславец болгарский, чему воспротивилась Византия. Византийцы глядели на нас как на гуннов. Но тенденция первых веков русской истории — движение на юго-запад.

И вот китайцы, как будто для иллюстрации моей идеи, построили стенку. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, призванная защитить умных китайцев от злых варваров, ПРОХОДИТ ПО ИЗОТЕРМЕ МИНУС ВОСЕМЬ. Тоже совпадение? Две тысячи километров совпадения, небольшое уклонение в районе Тайюаня, там они спрямили, охватив горы, где климат горный и ниже -8. Дешевле строить. А в остальном — так по изотерме и вели Стену. А климатологии тогда не было. Строили исходя не из теорий, а из суровой практики. Чистота эксперимента. Великая стена идет по изотерме. Значит, действительно что-то значат эти самые -8 января?

Вопрос, что.

Итак, минус восемь — граница цивилизации. Издревле. Почему именно -8 — не ведаю, но знаменательно, что это — западная граница РФ.

А еще кто ныне живет в этой издревле варварской, морозной стране? Какие цивилизации сложились в стране холодной зимы за последнюю тысячу лет? Легко проверить. Вот кто. Русские, татары с башкирами, северные казахи, киргизы, тибетцы, монголы, манчжуры (точнее, морозостойкие китайцы, заселившие Манчжурию) — это в Евразии, не считая малых народов. И все! В этой компании мы уж никак не из последних. Боюсь прослыть великодержавным шовинистом, если напишу, что русская цивилизация ЕДИНСТВЕННАЯ независимая и притом великая цивилизация в пределах суровой зимы. Да не обидятся на меня братья монголы и киргизы, татары и тибетцы. Я ведь говорю не о народе и культуре, а о державе и цивилизации. Это и больше, и меньше.

Держава — это ведь не просто народ, это большое и дорогостоящее мероприятие. Легко понять, почему в стране сильных морозов никогда не было держав, а были (в древности) варвары или (ныне) провинции соседних великих цивилизаций. Чтобы на народе наросла держава, народ должен быть рентабельным. В наше время русской мыслью почти утрачено (или так никогда и не было усвоено) понимание, которое имел Пушкин: Быть царем на Руси — тяжелое и неблагодарное дело. Это могут подтвердить все наши монархи от Андрея Боголюбского, нет, от Рюрика, до, простите, Горбачева.

Запад тоже знаком с этим эффектом: Земля круглая, и на крайнем западе Западной Цивилизации, где она плавно переходит в восточную, возникло понятие «Дикий Запад». Когда американцы завоевали Техас (ведь общеизвестно, что эти завоеватели захватили у Мексики Техас), а Техас — это совсем другой климатический тип, — они обнаружили, что эти земли крайне тяжело поддаются прогрессорскому влиянию. Что такое земля с точки зрения Западного человека? Это доход, рента. Что такое земля с населяющим ее населением с точки зрения Западного демократического государства? Это доход в виде налогов, за который надо платить поддержанием порядка и законности, в чем и есть идея такого государства. Если так, легко видеть, что Техас, как земля малорентабельная, не заслуживает того, чтобы там поддерживать слишком уж много законности и порядка. С ковбоя много налога не сдерешь, а научить его снимать шляпу перед начальством — дело трудное и небезопасное. Техас был завоеван совсем не ради ковбоев. У нынешней Америки, конечно, хватает средств на поддержание цивильности некогда дикого Запада, но я слыхал, будто и ныне там с этим не все в порядке. Во всяком случае, современная мощная индустриальная цивилизация имеет средства, чтобы владать плохими землями. Средства и желание, поскольку индустрия любит недра независимо от погодных условий на поверхности, она зрит, так сказать, в корень проблемы. А древние римляне, китайцы, парфяне, да и древние славяне во главе с варягом Рюриком, вовсе и не претендовали, скажем, на Таймыр, не так ли? Отчего Македонскому было бы не захватить ну хоть Украину, чем переться в Индию? Ответ самоочевиден. Держава — не культура, это вам не песни и пляски народов севера, а деньги и деньги. Да ведь в России чуть дальше на восток, чуть губже в глубинку — закон тайга, притом так было и в самые суровые сталинские годы. Ясно, почему державы не возникали в области суровой зимы. Вопрос, как же возникла русская-то держава? Она ведь — ЕДИНСТВЕННАЯ в этой климатической зоне!

Впрочем, о культуре есть что сказать особо. Культура, если говорить не о пословицах и свадебных обрядах, а о чем-то специфическом — это ведь тоже деньги; культура — это люди, которые не работают физически, но при этом едят физически. И все остальное делают. Поколение за поколением должны трудиться, кормя таких «дармоедов», чтобы сложилась культура. Культура, правда, тоже дает прибыль, и большую. Культурный немец лучше работает, чем русскоязычный ванька. Но эта прибыль приходит спустя много поколений. Бескультурье невыгодно, но оно обходиться дешевле. В конечном итоге, мы сами знаем, что выгоднее однажды поставить хороший забор, чем без конца латать дыры в старом. Но это требует капиталовложения. А денег нет: все деньги ушли на латанье дыр в старом заборе. Положим, забор можно несколько лет не латать и поднакопить денег. Но зиму надо пережить. Каждую зиму надо пережить. На зиме не сэкономишь. Кто-то упорный скажет, ну при чем здесь зима? Разве можно свести бескультурье к проблемам климата?

Отвечаю: в России культура держится на энтузиазме одиночек. И всегда было так. А на Западе всегда было не так. И это сказывается на качестве и количестве культуры. У нас культуры меньше, но она выше — именно потому, что держится не на деньгах, а на энтузиазме. Халтуры от культуры у нас меньше, чем там. (Халтура не возбуждает энтузиазма.) Если уж что есть, то настоящее. Зато и самой культуры куда меньше.

Выскажу еще одну гипотезу.

Почему и как в варварской стране нам удалось-таки создать цивилизацию и мощное государство? Странное и очень специфическое для России сочетание — слабая экономика, а государство мощное — одним только нам это удалось, ведь Манчжурия — это только периферия Китая, а Россия — сама по себе, хотя упорно пытается сейчас стать периферией Европы — почему нам все-таки удалось это невозможное дело? Ведь государство — это порядок, это люди, это деньги, это культура опять-таки┘

Как удалось? Предлагаю версию. Благодаря религии. Православие в России заменило собою и культуру, и чиновничество. Верующий человек сам за собой смотрит, потому что боится Бога. Очень дешевый и эффективный принцип построения общества! Все пашут, немногие управляют — авторитет управляющих строится не на деньгах (вооружении, количестве┘), а на авторитете Церкви: «Нет власти не от Бога, противящиеся власти Богу противятся». Вот это и есть чудо русской цивилизации, чудо — уникальное, единичное явление!

Впрочем, чудо — чудом, но чудеса Божии не отменяют действия естественных принипов — до тех пор, пока чудо не стало основой жизни, пока не явилось в силе Царство не от мира сего. Чудо — дело Божие, чудо совешается, а далее естественным порядком действует естество. Великая держава Российская всегда страдала от того, что в ней «порядка нет как нет». Слабость нашего государства отмечали внимательные наблюдатели во все эпохи. То есть, по отношению к внешнему противнику наше государство, когда мы сплачиваемся вокруг него, — великая сила, но вот по отношению к оно держалось всегда скорее на честном слове. Наша вечная поблема и головная боль — самоуправство на местах. Монарх — советский или антисоветский — неспособен контролировать деятельность всех тех, кому он поручает исполнение своей воли. Почему неспособен? А денег нет на это. Чтобы эффективно контролировать, надо усиливать пирамиду власти (вертикаль). А это не есть бесплатное удовольствие. На это обстоятельство обратил внимание Паршев в своей замечательной книжке «Почему Россия не Америка», благодаря которой я взял в руки климатические карты, чтобы убедиться, правда ли, что нулевая изотерма делит Европу на восточную и западную. Сам Паршев ссылается на какого-то историка. Кстати, для тех, кто не в курсе: о Паршеве можно сказать перефразируя Пушкина, что Кожинов его во гроб сходя благословил. Но это, как и все гениальное, по сути дела самоочевидно. Самое трудное — это назвать проблему, дать ей имя. А так-то все вроде понятно! Спросите Путина, не сталкивался ли он с данной проблемой? Спросите Горбачева, пока он еще жив.

За изотермой -8 за исключением России нет другой независимой и самостоятельной цивилизации, хотя есть множество уникальных культур, которые грубый римлянин назвал бы варварскими.

Если Вы, читатель, атеист, Вам придется согласиться с тем, что экономическая основа ГОСУДАРСТВА на Руси — опиум для народа. Трудно жить народу без опиума. Трудная жизнь у нас в России. Всегда была трудной и всегда будет. Вчера похоронили бабушку, которая рассказывала мне, как в детстве отец на них пахал. Буквально пахал, потому что лошади не было. Плачет, и пашет. «Ты чего плачешь, папа?» «Я плачу, потому что думаю, как это я на вас пашу, на своих дочерях.» Это было в двадцатом веке. Сейчас полегче, пока нефть не кончилась. Но нефть кончится лет через пятнадцать, и будет как всегда. Золотой век России в смысле экономики — период застоя. Тогда тоже еще действовал опиум, на мой вкус, довольно посредственного качества, опиум Маркса-Энгельса (это ведь тоже вера, не так ли?). Не стал действовать на массы старый «опиум» Православия, — вот и рухнула Империя, возник вакуум культуры и цивилизации. Это произошло в XIX веке. Попытались заменить Православие другим опиумом — государство постояло еще два-три поколения. А без опиума — никак. Просто катастрофически не хватает этой самой «сознательности» у народа. А без сознательности русский народ становится неуправляем. Отсюда и лихорадочный поиск «русской идеи». Русская идея — это большая экономия денег. БЕЗ ИДЕИ УПРАВЛЯТЬ НАШИМ НАРОДОМ ПРОСТО НЕРЕНТАБЕЛЬНО.

Если же Вы — верующий человек, Вам понравится такая идея: экономическая основа русской цивилизации была в том, что нашими верующими отцами, в молитве искавшими воли Божией, управлял Сам Бог. Бесплатно и эффективно. А теперь все держится на налогах, и налогов всегда не хватает на государственные нужды, и налогов всегда чересчур много для нас, нищих. Управление Божественное куда эффективнее! И притом оно в сущности бесплатно: все, что жертвуется Богу, Бог возвращает седьмерицею. Я, как человек церковный, усматриваю в истории России множество примеров такого управления. Это одна сторона. Другая сторона вопроса: какая бы ни была тяжелая жизнь, Господь дает нам утешение в твердой вере, что все, что с нами происходит, происходит Его судом, по Его замыслу. Ни злоба человеческая, ни злоба демонская ни на волос не могут уклонить мир от судеб Божиих. Но мало того: ищущим Бога Бог дарует реальное утешение в их скорбях, так что ни один из действительно ищущих Бога не признает себя обездоленным, как бы ни казался он обездоленным тем, кто считает его веру опиумом. Это дает человеку мирное расположение духа, столь неудобное для революционеров и демократов. Сверх того, должен признаться, мне кажется, что Православие и в культурном отношении куда выше всего остального, что имеет человечество! Глубоко верующий православный простолюдин куда культурнее академика-атеиста. Но это — мое личное мнение, никому его не навязываю.

Я навязываю другое! Не мнение, а факт.

Давайте осознаем: НИГДЕ в странах сильных морозов не сложилось ничего подобного европейской или, скажем, китайской культуре. Потому что ТАКАЯ культура — действительно роскошь. Она дорого, очень дорого стоит (в исторической перспективе). Она требует налогов и налогов, государственного тягла. Русским народом трудно управлять, потому что с него много не возьмешь. А на управление, как и на культуру, нужны средства. Нужны люди, которые не работают, а смотрят и думают. Много людей. В Европе таких много, а у нас их — всегда нам кажется, что их слишком много — и правда, их слишком много по нашим меркам. По ихним меркам у нас управленцев очень мало. Ведь управленец — это не только чиновник. Это и бизнесмен, и юрист, и даже (косвенно) — ученый и журналист. Любой человек, который прямо или косвенно влияет на решение, куда вложить средства, куда направить труд простолюдина. В России очень-очень много черновой работы, нет времени и подумать. Чтобы вот такую заметку написать, приходится жертвовать необходимым. Даже в Скандинавии, где климат куда мягче, местные в свое время решили, что воевать эффективнее, чем работать. Работают пусть, мол, на юге (на западе, по европейским условиям). Вышли викинги. Почему, думаете, викинги не захватили Русь? Даже и не пытались. Да очень просто: на Руси жилось куда хуже, чем в Скандинавии, грабить нечего. На Руси, господа, ВСЕГДА жилось хуже и всегда будет беднее, чем в Скандинавии. Зима.

У них тоже есть зима, но надо сказать, и подчеркнуть, и хорошенько запомнить, что СКАНДИНАВЫ В СТРАНЕ СИЛЬНЫХ МОРОЗОВ ПРАКТИЧЕСКИ НЕ ЖИВУТ. Шведы, норвеги, финны — они заселили только самые теплые прибрежные земли своих стран и предпочитают дышать зимой морским теплым воздухом. В восточных и северных районах, где бывает русская зима, живут очень немногие. Другие же не терпят такого неудобства. А вот монголы с киргизами — терпят. И мы — терпим.

Но у нас был Пушкин, был и Гагарин. А у монголов — не было. Вот вам и загадка русской души. Или все дело в засушливости? У них, повторюсь, мороз зимой и сушь летом. А у нас хоть дождь летом бывает. А в Европе и Китае — ни мороза зимой, ни засухи летом. Вот и сопоставляйте климатические карты с культурными достижениями народов. Соответствие СТОПРОЦЕНТНОЕ. Где хороший климат — там мощь цивилизации. Где мороз — там слабинка, там глубинка. Где сушь — там пустошь. Почти вся Африка — это сушь, страшная жара и сушь. А влажные экваториальные леса, видать, тоже не лучшее место для человека. Надо пожить, чтобы понять. Но вот мороз — это не мелочь! Не приживается европейская культура на морозе. Глядите на карты.

Особый разговор о Канаде. Канадцы в основном заселяют Юго-восточные районы Канады (где там Квебек), где зима в основном украинская, а лето теплее 2300 по СЛТ; но есть-таки один регион Канады, где жил и писал рассказы о животных замечательный писатель Сетон-Томпсон (Домино, Жизнь серого медведя, Виннипегский волк), который иногда не отстает от русских любителей природы вроде Пришвина, а еще там Фарли Моуэт (тоже хорошие рассказы о животных), — это Центральная Канада. Там климат, аналогичный климату нашего Алтайского края. Зимой Сибирь, а летом арбузы, СЛТ выше 2300. И засушливость умеренная. Если нам учиться у Запада, я бы предложил алтайским товарищам поехать для обмена опытом именно и только в города Виннипег и Саскатун, чтобы посмотреть, как там у них строят капитализм. На мой взгляд, это куда реалистичнее, чем ездить в Париж и Нью-Йорк.

Хоть есть что-то общее в условиях жизни. Что нам опыт Парижа? У Парижа за спиной тысяча лет теплого климата — уйму денег можно сэкономить за такой срок на одних валенках. Впрочем, если об опыте Виннипега, у нас севернее Алтая стоит Новосибирск — огромный город, а вот у канадцев в этих широтах только вышки и шахты. Не знаю, пойдет ли нам их опыт. Не напрасно же они, как и скандинавы, не заселяют свой Север. Не напрасно ведь? Западные товарищи ничего не делают без надежной калькуляции.

Будь я не разнорабочим, а экономистом, я бы, друзья, не ограничился фактами, а подвел бы под них теоретическую базу. Увы, я разнорабочий и времени на умственную работу у меня нет. Рискну предложить некую самодельную умственную конструкцию — на вырост. Мне, по невежеству в экономике, нравится слово «рента». Как любой неуч (в чужой области) я вкладываю в него и более широкий, и более узкий смысл, чем надо. Я понимаю так: работают двое. Один выращивает редиску на севере, другой хлопок на юге. Устают одинаково, деньги вкладывают те же, а прибыль совсем разная. Это значит, на юге рента больше. Рента, в моем воображении, это дармовая прибыль. Вот, положим, нашел я нефть у себя на огороде. Работы ожидается много, зато денег еще больше. Непропорционально работе. Рента, стало быть. Дармовая прибыль. Можно продать землю тому, у кого есть возможность разработать месторождение. Цена земли и определяется этой самой рентой. Это я объясняю, какой смысл лично я вкладываю в слово «рента». Рента — прибыль, которую может дать обладание чем-либо, если не сидеть сложа руки, минус затраты труда, который надо вложить, чтобы эту прибыль извлечь.

Если ты ничем не обладаешь, ты получаешь только за работу. Ренты тогда нет. Чистая зарплата. Впрочем, покажите мне человека, который ничем не владеет! Всякий живущий владеет собственным телом. Если у тебя нет тела, ты не можешь работать в обычном смысле слова. Философский вопрос: нет ли смысла поставить вопрос о ренте, которую может дать тело, а значит, и о цене тела. (Душой не торгуем.) Молодое, здоровое тело, способное с небольшими усилиями получать неплохую зарплату безо всякой ренты — в сущности, это тело дает большую ренту, высокая цена такому телу. Тело старое, больое, ту же работу выполнит с трудом — низкая рента, дешевое тело. К чему это я? Русская земля — низкая рента, много работы, мало доходов. Дешевая земля. Потому-то у русского бедного человека ее много, земли. Земли много, а толку немного. Дешевая. Кстати, земли много — большие расстояния, дополнительные затраты на транспорт. Опять рента ниже, земля еще дешевле, земли еще больше, расстояния дальше┘

Другая сторона дела. Русское тело надо согреть в мороз теплым домом с отоплением, шубой и большим количеством еды для компенсации потерь через дыхание. Летом русское тело ест по привычке тоже много. Если оценить тело, исчислить цену человеческому телу, как работу, которую оно, тело, может совершить за всю жизнь минус работу, которую нужно затратить, чтобы его прокормить и согреть, то русское тело стоит гораздо дешевле тела европейского: слишком уж дорого оно обходится и слишком малоэффективна работа в этой земле. Есть простой способ увеличить рентабельность русского тела: надо увезти его за рубеж и заставить работать там, в теплых и влажных странах.

Работорговцы издревле это понимали, и из нашей станы всегда шел поток рабов. Русских продавали и татары, и чеченцы, и все, у кого силенок на это дело хватало. Самое прискорбное, что русскими массово торговали русские, торговали прямо в Киеве, это было весьма распространенное явление до татарского нашествия. Русские русских продавали за рубеж — еще один аспект феодальной раздробленности. Если вдуматься, довольно милый способ адаптации к суровому климату, не так ли? Что ни говори, рентабельность человечества в целом от этого только возрастала. Значит, русский человек имеет исторические основания с подозрением относиться к калькуляциям. А если какой русский любит исчислять ренту, ему нет-нет да придет в голову идея отъехать в иные края, тем самым одним махом резко повысив свою личную рентабельность. Правда, переезжать тоже дорого.

Еще один аспект. Связь между экономикой и психологией. Поскольку мы, живя здесь, стоим в смысле рентабельности недорого, нетрудно сделать вывод, что в случае войны мне можно со спокойной совестью умереть за Родину. Француз, скажем, должен сомневаться, не принесет ли он своей родине больше пользы, работая, работая и работая. Стоит ли умирать, не лучше ли жить и трудиться во благо?

Русская национальная психология, как она сложилась веками, совершенно определенно подталкивает нас лечь на первую подходящую амбразуру. Русские удивительно легко идут на подвиг (в военное время), это — одна из важнейших причин, почему с нами так трудно воевать. Экономически мы слабы, зато сами себя не жалеем. До сих пор не жалели. А американцы очень себя ценят и жалеют. А на войне это очень важно. Побеждает тот, кто себя не жалеет. Подобная психология часто наблюдается у обделенных народов. С обездоленными воевать нелегко. Психика не та. Когда человек себя, свою шкуру, дорого не ценит, он становится опасен. Вот он — русский солдат. А вот и русская методика ведения войны: снаряды жалеть, людей не жалеть. Жестоко, но в наших условиях эффективно. Снаряды у нас дорогие, а люди (тела, а не души, — в вышеуказанной калькуляции — работа минус содержание) — дешевые. Да люди наши и сами это знают. Чувствуют это люди!

Русский прохожий пропускает автомобиль даже на пешеходном переходе, где имеет по правилам дорожного движения приоритет! Европеец важно идет по переходу, а русский стоит и ждет, а потом бежит вприпрыжку. Почему? Потому что автомобиль — штука дорогая, а припрыжка — штука дешевая. Русская припрыжка. Европейская припрыжка куда дороже, вот они не прыгают. Подобного рода закономерность проявляется и в других случаях. На войне и в быту.

Сейчас, правда, психология меняется. А почему она меняется? Гипотеза: начиная с конца прошлого века вдруг выяснилось, что земля может быть рентабельной за счет недр. Вернее, прибыльность недр резко возросла — индустриализация. Каждый квадратный метр земли стал вдруг стоить дороже, потому что под ним может вдруг обнаружиться что-нибудь ценное. В России не больше полезных ископаемых на гектар, чем в среднем по планете, зато у нас гораздо больше этих самых гектаров! Вдруг выяснилось, что мы обладаем огромными богатствами! Рента возросла, цена земли возросла, цена русского тела возросла. Начала меняться массовая психология.

Уже не отдельные мечтатели, а весь народ потянулся на Запад. Да и на Западе интерес к нам возрос: не продешевили ли, мол, отдав русским за так шестую часть суши? Отдали за так, потому что кому нужен холодильник на полгода? А теперь вдруг земля как таковая оказалась востребованной, независимо от климата. Климат недрам не указ. Декабристы, «жертвы мысли безрассудной», разбудили Герцена, Герцен еще кого-то, но это все ерунда. Суть в том, что в конце XIX века семя наконец пало на подходящую почву, потому что Россия нежданно-негаданно стала выбираться из традиционной безнадежной нищеты. Безрассудное вдруг обрело подобие реализма. Маятник качнулся; мы уже вообразили себя чуть ли не лидерами мирового прогресса. И грянула революция.

Кожинов говорит то же самое. Он парадоксально связывает революцию в России с русским «экономическим чудом». В конце XIX — начале XX века Россия росла как гриб после дождя, быстрее, чем Япония в конце XX. Казалось, жить бы да радоваться! Но все кричали: мало, мало, надо еще быстрее, еще лучше, всему виной монархия. Это не я, это Кожинов подметил такой парадокс. Я только объясняю, откуда родилось русское экономическое чудо сто лет назад: не благодаря монархии (монархия же всегда была, и нищета притом была) и не вопреки (монархия мешала не России, а «жертвам мысли», фантазерам от политики, политикам от мистики), а просто потому, что вдруг возросла рента. Вдруг пошли в ход прежде бесполезные недра, вдруг свалилось на нас сказочное богатство, как у того дяди из «Вишневого сада», у которого англичане нашли какую-то глину. И тут-то фантазеры набрали силу: Россия — да, вот только Россия без царя┘ Россия как европейская страна.

Но отрезвление неизбежно. Мы живем сейчас богаче, чем та же Украина, только благодаря недрам. В других отношениях мы беднее, чем Украина, и по тем же причинам, по которым Украина всегда была беднее и будет беднее, чем Польша, а Польша — чем Германия, а Восточная Германия — чем Западная и так далее. Даже необозримые пространства наши — это затраты на транспорт, а вовсе не прибыль. Правда, пространства — это недра. Но недра — это далеко не все необходимое для того, чтобы идти вровень с Европой. Потому что мороз — это мороз, а засуха — это засуха. Затраты — это затраты, от них никуда не денешься. Транспорт в России — это дорого, все далеко. В России вообще жить — дорого. Работать — дорого. Детей растить — дорого.

Так что нам, если брать пример с Запада, надо начинать с азов: прежде всего, надо уметь практично, по-европейски, выбрать себе место жительства. Это раз. Это азы. Западный человек не поедет жить в края, где зима длится больше полугода, это непрактично. А у нас везде зима длится полгода, кроме разве Кубани. Вывод? Западный человек в Россию жить вообще не поедет, разве только выкачать отсюда газ, добыть какое полезное ископаемое, получить иную сверхприбыль и быстро сделать ноги. А те, кто едут к нам, ищут здесь того же, что искали когда-то наши предки, переселяясь в эту землю.

Западные люди нас издавна подозревают в агрессивности, потому что думают: ну, должны же они рано или поздно понять, что пальмы лучше, чем березы! И тогда медведь полезет из берлоги. Ну, не понять им нашей любви к березкам. За что их любить, эти русские березы? За убожество?

Итак, если нам учиться у Запада, надобно нам, робяты, «отсюдова сваливать», как сейчас говорят, то есть, в переводе, драпать. Только не вглубь страны, как наши воины-предки драпали, пока они ДРАТЬСЯ не начинали, а наружу драпать, из России. Это практично и (пока) реалистично.

Короче, мои сопоставления климатических карт с экономическими приводят меня к выводу: друзья, кому нравится западная жизнь, лучше вам ехать на Запад! Поверьте, не выйдет из России Европа, просто не приживется. Ну, не живут в таком климате западные люди. Нигде не живут. Изучайте географию. Никогда не жили и не станут жить. Приезжают деньгу зашибить или за туманом и за запахом┘ За родным запахом. Но это уже не европейский стих.

Особенно ярко это видно при изучении тех Западных стран, где имеются регионы с таким или близким климатом. Скандинавия, Канада┘север Штатов┘ у них это — захудалые провинции с ни-изкой плотностью населения и почти без городов. Вот Виннипег можно взять за образец, он один из самых крупных ЗАПАДНЫХ городов в нашем климате. Перестроим Москву по образцу Виннипега и Саскатуна! Это все же более практично, чем если по другим образцам.

Итак, исходя из наблюдаемой корреляции между экономической и политической географией, представляется вполне основательным следующее: ИНТЕГРАЦИЯ РОССИИ В МИРОВУЮ ЭКОНОМИКУ непременно приведет Россию в то состояние, в каком пребывают интегрированные в мировую экономику территории с аналогичными природными условиями. То есть это будет захудалая и — внимание! — МАЛОНАСЕЛЕННАЯ провинция Европы. Каким путем Россия станет малонаселенной — не знаю. Но стремление большинства русских просто ВЫЖИТЬ непременно приведет нас на каком-то этапе к идее экономического отделения от Европы. Непременно. Может, и поздно уже будет, и придется нам подсократиться миллионов до двадцати. Но вообще-то Россия всегда будет, потому что всегда будут люди, которые любят жить в нищете, да не в обиде. И сегодня к нам едут не все, к примеру, азербайджанцы, а наиболее спокойные из них. Хотя мы сами еще спокойнее; спокойный, сравнительно тихий азербайджанец — пассионарий по нашим меркам. А наиболее активные русские от нас улетают в теплые края. Так происходит отбор населения в стране, так веками складывается наш генофонд. Не по признаку крови, не по вере даже, а по наклонности души. Северные (по-европейски, восточные) люди спокойнее южных (читай, западных); спокойному тесно на юге, а резвому томно на севере. На север легко переехать: там всех принимают. На юг перебраться нелегко, нужен напор.

Вот вопрос: зачем наши предки выбрали себе страну, куда нетрудно приехать, но очень трудно уехать? Тогда же не было виз и прочего. Откочевал южнее (точнее, западнее), и живи себе.

Вот я думаю, это было сделано из тех же соображений, почему птицам велено лететь на север. Эта холодная, неплодородная земля привлекает именно что своей скудостью. Ну, не нужна она никому. Европейцы до прошлого века воевали с нами не с целью овладения землей (хотя — пригодится на авось), а с целью уничтожения нашей военной машины. Именно машины. Народ у нас мирный, как и монголы — народ мирный, и были мирными, пока Темучжин не сделал из них военную машину. А земля наша — никому не нужна! Потому-то ее у нас — много! Потому-то Россия такая большая! Живи — не хочу. А желающие откочевать на Запад (на Юг, если говорить не только о Европе) издревле сталкивались с тем, что там, у теплого моря, уже все схвачено. Тесно уже. Там — цивилизация. И сегодня, в сущности, та же проблема, что во времена Рима. Хотя виз еще не было. Но там всегда (и 2000 лет назад) было хорошо, цивильно, но тесно, а тут ВСЕГДА (и 2000 лет назад) было плохо, бедно, но просторно. Куда яснее. Вот это и есть — понять Россию. Так что, друг западник, делай-ка ты скорее ноги. Трудно сделать это, и больно с Родиной прощаться. Но кто очень хочет — прорвется.

А ты — очень хочешь? А куда хочешь? К теплому морю.

А там, у теплого моря, все места схвачены. Хочешь жить — умей вертеться, умей урвать свой кусок, умей подтолкнуть соседа локоточком, только не нарушая при этом принятых тама правил общежития.

Ах, ты не хочешь толкаться, нос от этого воротишь? О совести бормочешь? Не хочешь бороться за жизнь, а хочешь просто жить в свое удовольствие? Ну, живи тогда в России, лови ускользающее лето.
Источник